Потом она вспомнила, что в последнее время Шурик ходит сердитый, часто срывается по поводу буквально пустяков, и это у него от неудач на службе, других причин для срывов просто не бывает. И еще она слышала один из вечерних его разговоров со Славкой, где речь шла о каких-то машинах. Причем оба нервничали, потому что, отключившись, Турецкий вдруг закурил прямо в комнате, чего никогда не делал. Ирина тут же выгнала его на кухню, к открытой форточке, но он вообще вышел на лестничную площадку, — значит, был сильно раздражен и не желал выливать свою желчь на домашних.
А когда у мужа дела не ладились, он становился подозрительным, ему чудились преследователи и прочая мура, о которой и речи-то не возникало, если все у них было тип-топ, как говорил Славка. Но именно сейчас на шкуре зебры, как нельзя точнее отражавшей переменчивость человеческих судеб, шла черная полоса. Лишь бы только поперек, а не вдоль…
За этими не очень конкретными размышлениями Ирина выпустила из своего внимания словно бы преследующих ее милиционеров, а когда снова увидела сзади, подумала, что неплохо бы применить Шуркин прием — исключительно с целью проверки: тебе это кажется или все так на самом деле? И она резко, не показывая поворота, свернула с Дмитровского шоссе к Башиловке, пронеслась по ней и выскочила на Бутырскую улицу уже напротив Савеловского вокзала — довольная и собой, и машиной. Маленькая, а удобная и скорость хорошо держит, хотя размерами ненамного больше отечественной «Оки». А по поводу последней Шурка, помнится, острил, расшифровывая буквы ее названия, как «опель-клозет», и Грязнов, бывший тогда у них в гостях, добавил: «абсолют» — это чтобы и последнюю букву «а» не забыть. Шурик, помнится, даже возмутился: зачем приписывать выдающиеся достоинства знаменитой шведской водки какой-то отечественной консервной банке? А Славка сказал, что он имеет в виду вовсе не шведов, а польскую подделку, что продают в Москве и которая так же похожа на водку, как «Ока» — на машину. Господи, неужели они и это пили?! Нет, а «дэу» все-таки ласточка!
Снова посторонние мысли сбили Ирину с панталыку. Задумалась, улыбаясь, и вдруг увидела прямо перед собой тот самый проклятый «жигуль» с погашенной мигалкой, который, будто ожидая ее, стоял у обочины, а крупный милиционер приказывал своим светящимся жезлом именно Ирине остановиться и приткнуться к бордюру тротуара.
Ирина выполнила указание, но выходить из машины не собиралась, лишь приспустила боковое стекло. А милиционер неторопливо подошел, посветил ей в лицо фонариком и вполне вежливо попросил предъявить документы. Взял права, посмотрел, потом обошел машину вокруг, пнул зачем-то колесо ногой, вернулся и, наконец, сказал, причем голосом напряженным и словно простуженным:
— Что ж это вы, извините, нарушаете?
— А что я нарушила? — с легким вызовом спросила Ирина.
— Вам, гражданка… как? — Он взглянул в ее водительские права и усмехнулся. — Турецкая? Какая интересная фамилия… должно быть известно, что при движении направо водитель обязан включить поворотник, во избежание и так далее, разве вас этому не учили там, где вы получали права? Или, может быть, вы их просто купили?
— Объясните, — пытаясь сохранить спокойствие, но чувствуя, как все в ней закипает, спросила Ирина, — в каком месте, по вашему мнению, я должна была это сделать и не сделала, нарушив, таким образом, правила дорожного движения?
— На повороте с Дмитровского шоссе в Дмитровский проезд, а затем вторично — при повороте на Башиловскую улицу. Сейчас ночь, освещение недостаточное, и вы таким образом, — с язвительным превосходством подчеркнул он, — рисковали совершить наезд на человека, устроить ДТП…
— Ах, так это, значит, вы и преследовали меня все время, да? А кто вам дал такое право? Короче, чего вы хотите?
— У меня складывается подозрение, гражданка… э-э, Турецкая, да, что сегодня вы несколько нетрезвы. Придется нам провести небольшую проверочку. Извините, но это наша прямая обязанность. И тут никакие фамилии, должности, звания, заслуги преимуществ не имеют. Кажется, это вы должны знать. Так что выйдите, пожалуйста, из машины, сейчас мы дадим вам возможность доказать, что в вашем организме нет алкоголя, на чем вы, конечно, настаиваете, не так ли?
Он обернулся в сторону своей машины и кивнул. Оттуда тотчас вышел такой же амбал в милицейской форме и протянул товарищу черный прибор, похожий на небольшой пенал. Ирине пришлось покинуть машину, хотя очень не хотелось выходить.
— Вот сюда, пожалуйста, — показал милиционер, протягивая прибор торцом к Ирине.
Ну дунуть так дунуть! В конце концов, она сегодня и рюмки вина не выпила. В этом смысле она вела себя строго — с машиной никаких вольностей! Вот только подносить ко рту эту дрянь, которую неизвестно где держали, очень не хотелось. Однако Ирина пересилила себя и, презрительно скривившись, дунула в отверстие, больше всего боясь дотронуться до него губами и подцепить какую-нибудь заразу.
— О-о! — немедленно, даже не глядя на свой дурацкий прибор, соврал милиционер. — Ну и ну! Нет, гражданка, так это дело мы оставить не можем. И, пожалуйста, не предлагайте нам взятку, чтобы мы вас отпустили…
— А я и не собираюсь, — с откровенным уже презрением сказала, словно выплюнула, Ирина.
— Нет, вы пытались! — громко заявил этот сукин сын, мент поганый (вот за что их так ненавидят!).
— Не врите и верните мне права, иначе пожалеете о своей наглости. Мой муж — старший следователь Генеральной прокуратуры! А я сейчас позвоню вашему главному начальнику, и он вам покажет, как устраивать провокации, ишь обнаглели!
Ирина сделала ошибку. Ей бы ухитриться сесть обратно в машину и уже оттуда позвонить. А она потянулась за своей сумочкой и, когда достала, ахнуть не успела, как та оказалась в руках мента. А он завел руку с сумкой себе за спину и откровенно ухмыльнулся:
— Ну что, попались? А теперь ты, сучка, слушай сюда. Не хотела по-хорошему, сделаем по-плохому. Поедешь с нами!
Она и подумать ни о чем не успела, как второй мент, оказавшийся каким-то непостижимым образом за ее спиной, вдруг цепко ухватил ее за локти, больно завел их назад и, согнув ее дугой, словно какую-то преступницу, почти втолкнул в свои «Жигули». Ирина плюхнулась лицом на заднее сиденье, хотела вырваться, ну хотя бы выпрямиться, но следом уселся этот амбал и прижал ее к спинке с такой силой, что ей стало трудно дышать.
Второй негодяй в это время что-то сделал с ее машиной и вернулся, подбрасывая на ладони ключи с брелком-фонариком, подарком, между прочим, Славы Грязнова. Он уселся за руль, обернулся и, вот же мразь какая, ободряюще подмигнул ей. Мол, не бойся, с нами не заскучаешь! Как-то эта его мимика не вязалась с общей картиной того, что здесь только что произошло. С этим хамством, с нарочитой грубостью, с их откровенным желанием сделать ей больно. С этими явными издевками по поводу фамилии… И вдруг — не бойся! А интонация гнусная… Нет, что-то тут не так, и вообще, непонятно, что он имел в виду?..
Но дальнейшее проходило словно в тумане. Ее куда-то долго везли, потом по-прежнему грубо, больно согнув ей голову, чтобы не «зыркала» по сторонам, провели в какое-то полутемное помещение и посадили на стул. И ушли.
