Турецкий уверял себя, что для полного исполнения всех желаний ему просто необходима полнокровная и обязательно долгая жизнь. Надо Нинку вырастить. Выдать замуж и дождаться внуков, которых в свою очередь тоже придется, видимо, растить, ну и так далее. Ох и немало времени и силенок потребуется…
Он уже решил было, чтоб не тревожить Грязнова, не сбивать с пути истинного и не ломать его «творческих» планов, позвонить «девочкам», но из дому, и мягко извиниться перед ними. Это и солидно будет, и ни к чему не обяжет в дальнейшем. Но, как известно, все, даже самые благие, помыслы легко разбиваются о пресловутый случай. Позвонил Славка и голосом, исполненным печали, предложил пересечься, чтобы пропустить по рюмашке. Настроение у него тоже было, мягко говоря, хреноватенькое.
Вот тут как-то по инерции, что ли, и ляпнул Александр о появившемся предложении. Ну да, он плохо знал Вячеслава! Тот вмиг воспрял духом, а условия некоторой таинственности просто потрясли его «до глубины основания» — по его собственному выражению. Словом, он хватает такси, заскакивает за Саней, после чего они мчатся. Не едут, не катят, а именно мчатся! На всех парах и в погоне за вышеозначенным счастливым случаем, который в нынешнем российском обществе стал почему-то чрезвычайно актуальным…
По дороге к Речному вокзалу они едва не испортили друг другу настроение своими взаимными жалобами и занудным препирательством, что обычно было им совсем несвойственно. А тут — на тебе, будто нарочно, или в качестве предварительной компенсации за ожидаемые удовольствия? Ну да, как же!
Широко разрекламированная рыбалка с последующей шикарной баней в каком-то закрытом оздоровительном комплексе неожиданно накрылась по причине пьянства активного организатора данного события отставного полковника Ходыкина…
Дело Рустама Гусарова застопорилось из-за ослиного упрямства Сафиева, а Мутенковым Саня никак не соглашается жертвовать ради скорого установления истины…
Эти негодяи из Мамырей затаились, словно все разом повымерли, и никакого движения ни с одного из возможных направлений не замечается. Будто и они чего-то настороженно ждут.
Эксперт-криминалист, побывавший в автосервисе, на препоны не жаловался, но тоже заявил, что качественный анализ может быть сделан лишь на стационарной базе, а не в полевых условиях. И вообще, желательно, чтобы сюда прибыли представители завода, давшего жизнь данному транспортному средству, службы безопасности страховой фирмы из Германии и сам хозяин, который мог бы указать на некоторые известные лишь ему детали и особенности автомашины. Но больше всего эксперт опасался, что там, на сервисе, пользуясь отсутствием контроля, местные технари могут попытаться полностью переоборудовать салон. И хотя у эксперта имелось полное описание, сделанное уже им самим, иди потом доказывай, что тебе не померещилось на самом деле. И вообще что ты не верблюд какой-нибудь с изощренно богатой фантазией…
Ничего важного не сообщают и наблюдатели из команды Дениса Грязнова. Им сейчас нелегко — они и следят, чтобы там все было в порядке, и Александра Борисовича сопровождают. Прецедент-то ведь уже случился!
Словом, пока ехали и обменивались сердитыми репликами, совсем упустили из виду совет Эммы по поводу цветов для парижанки. И теперь приходилось либо рассчитывать, что удастся найти что-нибудь приличное там уже, возле метро, либо возвращаться в центр. Как ни странно, шофер, вместо того чтобы продлить рейс, стал уверять, что на «Речном вокзале» можно купить любой букет, были бы денежки. Ну денежки-то были, но и «жаба» тоже давила — выбрасывать сотни за какой-то веник, который уже завтра завянет и отправится в мусоропровод? И вообще, почему Турецкий не выяснил, какие цветы конкретно уважает дама?! Чем он занимался целый, понимаешь, день? Взаимные упреки снова едва не переросли в ссору.
— Розы для человека — женщины! — проживающей в самом Париже, разумеется, пошло. Вот бы фиалки! — Это Грязнов вдруг беспричинно размечтался.
— А где ты их возьмешь посреди зимы? Разве что в горшках пообрывать, но там же все равно смотреть не на что, не говоря об «понюхать»! Да и в ту еще копеечку обойдется! — А это уже аргумент Турецкого.
Они искали и выбирали так долго, что водитель такси забеспокоился, уж не пытаются ли его кинуть странные пассажиры? Расплатились с ним и отпустили — надоел, а тут и пешком два шага…
И вот Грязнов — даром что прирожденный сыскарь! — нашел то, что сразу понравилось обоим. Видик у каждого в отдельности, может, и хиловатый, но в массе они смотрелись очень даже прилично — синие такие, лиловые с желтым и с яркой зеленью листьев ирисы, черт-те откуда прибывшие в Москву. Не замороженные, живые, напоминавшие, что вот уже и весна недалеко… Пришлось скинуться — кутить так кутить, поскольку ничего другого от них больше и не требовалось. А семьсот пятьдесят рублей за корзинку цветов — вместе с корзинкой, конечно, не так и дорого — если иметь в виду генералов…
Дама в принципе предназначалась вниманию Славки, поэтому и вручать букет Турецкий поручил ему, представляя заранее, как это будет эффектно выглядеть — рыжий генерал, рыжая хозяйка, рыжая корзинка, а в ней лиловые цветы! Сам для себя Александр Борисович никаких определенных целей не ставил и полагал, что ничего не случится, если он позвонит Ирине попозже, когда все-таки отправится домой. А сейчас это был, с его стороны, скорее, чисто светский жест — представить новой даме своего друга, посидеть, поболтать, а в конце мягко отклонить возможные поползновения. Если получится…
Но когда они вошли в знакомую Александру квартиру, с устоявшимся запахом драгоценной старины и с портретами подмигивающих ему французских классиков, отлично знавших толк в любовных утехах, когда он увидел огненно-рыжую гриву хозяйки, распахнувшей голубые глазищи при виде корзинки с ирисами, когда он наконец обратил внимание на пышный ее бюст, он понял, что Славка влип. Как та самонадеянная муха, которая упорно лезет в варенье, прекрасно зная обо всех таящихся для нее смертельных опасностях. Просто сладость частенько бывает сильнее страха.
Эмма, появившаяся в совершенно потрясающем наряде, который предполагал изначально не скрывать, а подчеркивать немыслимые ее достоинства, заметив и точно оценив суть паузы, как бы спонтанно возникшей между Викой и Вячеславом, прокомментировала с присущей ей откровенностью:
— А ведь я была права, он готов, да, Санечка? — и этой своей легкомысленной фразой все сразу поставила на свои места. Влип так влип, готов так готов, кто больше?
— Рыжий рыжего спросил, — машинально пробормотал Турецкий, — чем ты голову красил? — С ударением на последнем «и».
— Я на солнышке лежал! Кверху голову держал! — звонко захохотала Эмма и повисла на шее у Турецкого. — Пойдем отсюда, а? Рыжие сами договорятся! Давай скорее пьянствовать, а то я вся просто уже не могу! — и увлекла его на кухню, где по замечательному советскому обычаю был накрыт стол.
Чего она уже не могла, оставалось, как выражаются люди искусства, за кадром…
Пока те двое сушили себе мозги сперва в прихожей, а потом в ванной, где Вика набирала для цветов воду, пока они потом устанавливали букет в гостиной, снова о чем-то тихо беседуя, Эмма быстренько сообразила, что Александр явился прямо с работы, значит, голоден и целеустремлен в отдельных своих желаниях. И она принялась немедленно ухаживать за ним, как настоящая, а не приезжая какая-нибудь, хозяйка дома.
