Турецкий мог в полной мере оценить теперь ее «девичью» скромность и манеру поведения. Во-первых, она была одета не как в прошлый раз — чтобы сразить наповал любого, кто на нее посмотрит. Сегодня на ней был вполне нейтральный наряд — все такое серенькое, простенькое, однако, вероятно, безумно дорогое — от сапог в обтяжку до манто из какого-то зверя. А во-вторых, она спокойно отстранила его руку, протянутую для помощи, и пошла к проходной, демонстрируя полнейшую самостоятельность. Проходя мимо дежурного, Турецкий лукаво подмигнул ему и кивнул в сторону серебристого «БМВ», а тот в ответ глазами же показал: о чем, мол, речь! И бабец что надо! Это если перевести язык взглядов на бытовую речь.
Через короткое время на появление Эммы в буквальном смысле точно так же отреагировал и Вячеслав. Только в его глазах прочитал Турецкий уже не «бабец», а кое-что покруче. Вполне может быть, потому что Эмма скинула свое манто на руки Александру Борисовичу еще в приемной, отчего у бедняжки Людмилы Ивановны разве что чудом не случился инфаркт, и, войдя в кабинет Вячеслава, села, закинув ногу на ногу, отчего и у него что-то случилось с речью. На короткое время.
— Мой друг, Вячеслав Иванович, — радушно представил его Эмме Турецкий, садясь напротив нее, чтобы беспрепятственно созерцать ее нахально выставленные на обозрение коленки. — Об Эмилии Леонидовне, среди своих — Эмме, я тебе, Слава, рассказал уже много хорошего. Так что, может быть, теперь сразу перейдем к делу?
— Подождите, — сосредоточившись на какой-то своей мысли, нахмурила она лобик, — а у вас тут случайно не найдется рюмочки… ну коньяка, что ли? Они мне уже так надоели! Я Мишке, естественно, сказала, что думаю по их поводу, а он и отпустил-то сюда только с условием, чтоб я не отрывалась от них, представляешь, Саня? Надо же, какой жлоб! Ни себе, ни другим…
— Погоди, ты что, про свой «хвост»? Эти из «БМВ»?
— Ну да!
Грязнов улыбался, проникая в чужие секреты, о которых ему, разумеется, не рассказывал Турецкий. Ишь ты, куда у них уже зашло!
— Рюмочку мы, возможно, у Славы и найдем, — сказал Турецкий, — но ты же за рулем! И ехать в Раздоры под этим делом, — он щелкнул себя по кадыку, — я бы тебе категорически не советовал.
— Ой, брось! — она поморщилась. — С одной рюмки ничего не случится. И Мишка все отлично знает. На худой конец, скажу кому-нибудь из тех, сядут за руль, чепуха. А чего сегодня будем делать? — спросила без всякого перехода.
— А ты бы чего хотела? — усмехнулся Александр Борисович и с ходу сообразил, что едва не нарвался.
— Я-а-а?! — изумилась Эмма. И это ее изумление было настолько искренним и при том еще до такой степени недвусмысленным, что Турецкому впору было сгореть от стыда, будто его уличили, ну, в чем-то совершенно непотребном. — Нет, как вам нравится? — она всем корпусом повернулась к Грязнову. — Вас ведь Славой зовут, да? Так вот, Слава, вы только посмотрите на этого наглеца! Высвистал, понимаете, неизвестно куда замужнюю женщину, а когда она примчалась, можно сказать, на последнем дыхании, стал чего-то мекать, а потом спрашивает: зачем, мол, примчалась? Ну и ну, скажу вам…
— Вячеслав, налей ей рюмку, иначе дело действительно кончится плохо. Дамочка, как я вижу, в ударе.
— А сам, — засмеялся Грязнов, поднимаясь и направляясь к своему сейфу, — не желаешь?
— Я думаю, что ты составишь прекрасную компанию, а в нашей ситуации хотя бы одна голова в настоящий момент должна оставаться абсолютно трезвой. Так пусть это будет моя голова.
Вячеслав налил две рюмки, дал даме шоколадную конфетку. Они чокнулись, причем Эмма как бы невзначай подалась к нему грудью, томно улыбнулась и, выпив, заметила:
— А неплохой коньячок у начальника МУРа. Я бы позже повторила.
— К вашим услугам, — заулыбался генерал. — Только почему вы решили, что я здесь начальник? Он сказал? — Слава кивнул на Турецкого, как на совершенно уже постороннего здесь человека. И тут же элегантно схлопотал по уху.
— Нет, ну что вы, Слава, я вывески на кабинетах не читаю. Просто вспомнила, что это именно вы оказали нам недавно некоторую дружескую помощь, когда Санечка очень торопился вернуться из командировки откуда-то там. Кажется, из Твери. Нет?
— Слушайте, а вы мне нравитесь! — искренне сказал Грязнов.
— Вы мне тоже, — кивнула Эмма. — Но вот его я почему-то люблю. Иногда. Когда вижу вот так, рядом. Вы не поверите, Слава, это просто какое-то наваждение. Но если вам действительно нравятся… э-э… — передразнила она Турецкого и высунула язык, — красивые женщины, я обещаю вас познакомить с моей лучшей подругой. Он, — она ткнула пальцем с длинным острым ногтем в Александра, — знает о ней. Чудо! Переводит с французского! Умница! А как готовит! Вы будете в восторге. Кстати, она тоже рыжая. И ведь вы же понимаете, что это значит? Через несколько дней она вернется из Парижа, вся такая французская… а?
— Все, Грязнов! — уже в открытую хохотал Турецкий, вспоминая кривые ухмылки классиков на стенах одной квартиры на Фестивальной улице. — Ладно, ребятки, давайте эту горячую проблему обсудим чуть позже. А сейчас я предлагаю все-таки покончить с нашим делом. Итак, прошу присутствующих занять свои места. А ты, Эмма, перестань сбивать нас с мыслей своими выходками. Вот закончим, тогда…
— Что — тогда? — вмиг вскинулась она, словно оголодавшая волчица.
«Ну и сравнения у тебя, Александр Борисович, — укорил себя Турецкий. — Просто девушка наконец-то почувствовала себя в своей тарелке…»
— Закончим, можно будет и поговорить на интересующую тебя тему. Все! — строго сказал он, заметив ее непроизвольное движение навстречу. — Слава, дай те фотики, что я привез.
Он достал из конверта все давешние фотографии, добавил парочку из тех, что лежали в кармане, перетасовал их, словно колоду карт, и ловко, веером, выкинул на стол.
— Эмма, подойди ближе и посмотри, знаком ли тебе кто-нибудь из этих людей, изображенных на фотографиях. Если ты, конечно, запомнила тех милиционеров, которые разбирались с твоим дорожно-транспортным происшествием, после чего отдали твои документы бандитам?
Она смешно сморщила нос, почесала кончик мизинцем, словно раздумывая. Потом подошла и, поочередно придвигая к себе пальцем каждый снимок, пересмотрела их. Отрицательно покачала головой.
— Внимательно смотри, — отчего-то раздражаясь, сказал Турецкий. — Постарайся вспомнить. Это для всех нас очень важно!
Эмма еще раз проделала ту же операцию, потом двумя руками сгребла все фотографии в кучу и небрежно отпихнула от себя.
— Не знаю… Те были все-таки на людей похожи, а тут какие-то сплошные уроды… Брр! Ну все?
Турецкий с Грязновым переглянулись. Вячеслав вдруг как бы увидел лица, собранные для опознания, ее глазами. И сам тоже удивился.
— Не, Саня, ты посмотри, а ведь она права! Ну, блин… Читал, помню, когда-то… Он говорит: ему можно доверять, только пока держишь его на мушке.
