Турецкий с Грязновым оживились.
— Ну и что? — не выдержал первым Вячеслав.
— А то, — торжественно заявил Меркулов, вставая, — что из «ТТ», взятого при обыске у Маркова, был застрелен господин Скляр Олег Николаевич, а из револьвера Прилепы — господин Матюшкин. Поздравляю вас. Можете бежать за вещественными доказательствами. Но… не увлекайтесь, — предупредил уже строго. — Завтра — тоже рабочий день.
Грязнов и Турецкий дружно поднялись и направились к двери.
— Не увлекайтесь! — еще строже повторил Костя и поднял указательный палец.
— Ты понял что-нибудь? — спросил Грязнов уже за дверью.
— Я — исключительно как команду. А что, есть сомнения?
— Чего он палец-то задрал? Опять же — не увлекайтесь. Два раза повторил.
— Ты считаешь, что поднятый палец — указание только на одну бутылку? — Турецкий даже остановился, недоверчиво глядя на Грязнова.
— Да, — остановился и Вячеслав. — Но сказал-то он дважды? Так как будем понимать?
— Так, как сказал, — безапелляционно заявил Турецкий. — Дважды, значит, две. Будет возражать, скажем, что не поняли. Сам виноват, пусть выражается четче. А то феня ему, видишь ли, моя не нравится…
День спокойно приближался к своему концу. Медленно пустела вторая бутылка коньяка. По кабинету плавал приятный запах цветущих роз и свежего лимона.
Ну, насчет роз, наверно, сильно сказано, это почти недостижимый, иначе говоря, «шустовский» вариант. Им, разумеется, не пахло, но ведь и не клопами, как думают люди, ни черта не понимающие в коньяках.
Разговор шел также замедленно, но, как всегда в компании мужчин, находящихся под градусом, исключительно на производственную тему. Да и о чем еще говорить-то… Не о бабах же! Только попробуй — при Косте! Со свету сживет. А вот как раз о бабах говорить и хотелось. Но Грязнов с Турецким, поглядев друг другу в глаза, молча решили отложить эту тему на потом. Тем более что Костя снова завел волынку про сегодняшнюю большую зачистку.
— Я хотел с вами, друзья мои, посоветоваться вот еще о чем, — сказал он и сделался совершенно трезвым. — Давайте обсудим. Вопрос очень серьезный.
Грязнов с Турецким вопросительно уставились на него.
— Речь пойдет о найденных нами… материалах.
— А что тебе неясно? — поджал губы Грязнов.
— Вопрос: как отдавать?
— А-а, вон ты о чем! — протянул Турецкий. — Это, Костя, для нас со Славкой слишком высокая политика, где ломают не только руки-ноги, но и головы. Нам это надо, Вячеслав?
— Нам это не надо, — ответил Грязнов. — Но тем не менее твой очень серьезный вопрос, Костя, я расцениваю исключительно как проявление высшей степени доверия к нам. А раз это так, позволю дать совет. Делай, как обещал. И никто тебе не докажет, что ты был не прав. Я внятно изъясняюсь?
— Более чем, — подтвердил Турецкий. — Но поскольку вопрос все-таки был задан, значит, Костю мучают сомнения. Я даже могу назвать вслух адрес и фамилию источника его сомнений. Лубянка, Жигалов. Плюньте в меня оба, если я не прав.
— Ты прав, увы, — вздохнул Костя. — Как граждане России мы обязаны в первую очередь думать о безопасности собственной державы…
— Не надо, Костя, — поднял ладонь Турецкий. — Вспомни, какой год на дворе.
— Патриотизм — понятие вневременное.
— Фигушки! — возразил Турецкий. — Где он, скажи, наш хваленый советский патриотизм? Да это же нынче площадное ругательство! Или нет?
— Или, — кивнул Костя. — Исходя из постулата…
— Не темните, господин генерал-полковник юстиции, — вмешался Грязнов. — Вы хотите снять копии этих материалов? На всякий случай, да?
— А совесть, Костя? — сказал Турецкий. — Про вас со Славкой я не говорю. Как сочтешь нужным, так и поступай, но если вдруг однажды где-то по причине какой-то утечки или просто из-за разгильдяйства либо по злому умыслу всплывет на свет нечто, отдаленно напоминающее то, что одно юное дарование спиз… пардон-с, сперло из пентагоновских компьютерных сетей, то… что будешь делать, Костя? Как взглянешь в глаза твоей разлюбезной Джеми Эванс, а? Кто нам поверит после?.. А может, я чушь несу.
— «Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли…» — фальшивя, пропел Грязнов.
— Во! — восхитился Турецкий. — Видишь теперь, Костя, до чего ты довел человека своим… своей… короче, неуверенностью?
— Значит, вы согласны со мной? — серьезно сказал Костя.
— С чем?! — хором воскликнули слушатели.
— С тем, чтобы все немедленно отдать Питеру и добавить ему крепкого пинка под зад, чтоб он скорее оказался в своей Америке?
— Умная мысль, — резюмировал Грязнов. — И вообще, от безделья он здесь слишком много ест.
— И пьет, — добавил Турецкий. — Когда состоится передача?
— А этого мы не станем произносить вслух. Позвони ему и скажи, что я жду его завтра с утра. Пусть и он звонит в свое посольство и закажет билет на ближайший рейс. А я попозже, ночью, позвоню миссис Джеми… Ну что же вы замолчали? Остановились? Вячеслав, я, что ли, должен наливать? Совесть у вас есть?
— За что люблю шефа? — захохотал Турецкий. — За отчаянность!
— Да, за это просто необходимо выпить! — провозгласил Грязнов, поднимая рюмку.
— Костя, — сказал через несколько минут Турецкий, — только честно… А в чем там дело? Нет-нет, госсекреты нам со Славкой совсем ни к чему! Нам бы… вообще!
— Если вообще, то… Тут, как бы сказать, такая ситуация… Ну, короче, речь идет об американском присутствии в Персидском заливе. Они, кстати, в отличие от нас, совсем не стесняются говорить о своих жизненных интересах и защищать их. Даже у нас под боком. Ну а еще там идет речь об Иране. Короче, империалистические игры — Иран, понимаешь, Ирак, нефть, эмбарго и прочее. Нет, если по чести, нашим службам эта информация определенно пригодилась бы. Но…
— Ну да, — понимающе кивнул Турецкий, — ты опасаешься агентов влияния в нашем дорогом правительстве, так?
— Я бы удивился, если бы их не было, — мрачно хмыкнул Меркулов. — Поэтому и никаких тайн мы сохранить все равно не сможем. Лучше не знать. Я так думаю. Не прав?
— Костя, — решительно заявил Турецкий, — я, кажется, созрел для того, чтобы начать изрекать… Слушайте. Пит прибыл не за теми секретами, которые имеют отношение к нам. Они там тоже давно не дураки. И раз уж поднялся хипеж, значит, могут пострадать исключительно штатовские интересы. Если кому-то захочется узнать, по какой причине шум, он, честное слово, узнает. Без нас. И флаг, как говорится, ему в руки. Но! У нас остается один деятель, который может наши самостоятельные действия посчитать нарушением всего. Этот тип называется Жигаловым. И я, «Господа Сенат», кажется, придумал, как нам поступить. Чтоб и мы были целы, и Жигаловы — сыты. Мы таки сделаем ему подарок. Вообще говоря, у тебя, Костя, уже наверняка мелькнула эта мыслишка, поэтому я не буду приписывать авторство себе. Я просто решил согласиться с тобой. И Славка тоже.
