Прокурор Степногорской области, государственный советник юстиции 3-го класса
Г. П. Золотое».
— Прочитали? — спросил Меркулов.
Оба кивнули.
— Вот такие дела, ребята. И не такие мы с вами девочки-простушки, чтобы не видеть и не понимать: это не просто трагедия. Это — центр России. А значит — катастрофа. И притом серьезнейшая политическая акция. Возможно, одна из самых серьезных провокаций за последние годы. Ни для кого из нас не секрет, насколько аполитична и пассивна была все эти годы молодежь. А сейчас ее явно кто- то хочет раскрутить. Использовать и сделать разменной картой в своих замыслах. О событиях был немедленно извещен Президент. Полчаса назад он имел разговор по телефону с нашим Генеральным Малютиным и категорически потребовал самого тщательного расследования нашими лучшими силами. Дело взято им на личный контроль.
— И что из этого следует? — спросил Грязнов.
— Сейчас посмотрим телевизор, а затем проведем короткое оперативное совещание. Сформируем следственно-оперативную группу. Руководителем группы считаю необходимым назначить Турецкого.
Александр Борисович молчал, закусив губу и глядя куда-то в угол кабинета. И Меркулов продолжил:
— Чует мое сердце, за всем этим кроется что-то очень серьезное. Возможно, несравненно серьезнее, чем мы можем вообразить. Тут уже не уголовщина, братцы. Не криминал. И даже не аферы с финансами, всякие там авизо и «прокрутки». Чистая политика. Так что все может оказаться в сто раз круче, сложнее и опаснее.
Меркулов взглянул на большие напольные часы у противоположной стены кабинета и нажал кнопку на черном пульте дистанционного управления телевизором.
Как раз начинались «Новости». И первым сообщением в утренней сводке стало известие о кровавом побоище в Степногорске.
Все трое молча прильнули к большому экрану «Панасоника».
И то, что увидели, одинаково потрясло всех троих, как, видимо, всю страну и весь мир, миллионы людей у экранов телевизоров. Случившееся этим утром в Степногорске не шло ни в какое сравнение с тем, что Турецкий видел вчера вечером...
17
После просмотра репортажа из Степногорска, живо напомнившего им события начала октября девяносто третьего года в Москве, Меркулов, как и предупреждал, провел экстренное совещание для обсуждения дальнейших шагов и возможных действий Генеральной прокуратуры в создавшихся обстоятельствах.
— Выстраивать какие-либо версии считаю преждевременным, хотя, не скрою, возникает много вопросов, ответы на которые как будто напрашиваются сами собой. И прежде всего они могут быть связаны с приближающимися губернаторскими выборами. — Так начал свое выступление Меркулов. — Но не будем забегать вперед. Уверен, все там наверняка намного хитрее, чем может показаться на первый взгляд. Чтобы понять и масштабы события, и его подоплеку, нам придется провести большую работу на месте. Надо оценить социально-политическую ситуацию, понять настроения населения. Уяснить тайные и явные интересы элит, их планы, намерения и притязания. Это, так сказать, общий план...
Турецкий многозначительно кашлянул, деликатно давая понять, что все это понятно и так, а им хотелось бы услышать что-нибудь более нацеливающее и определенное.
Меркулов понимающе кивнул и продолжил:
— Догадываюсь, о чем вы думаете, — к чему вся эта теоретическая жвачка и длинные предисловия. Желательно бы побольше конкретности... Согласен!
Мне тоже хочется конкретности. Так вот, по фактам массовых беспорядков, применения насилия обеими сторонами, повлекшим ранения и гибель людей, вам предстоит самая обычная и сугубо конкретная оперативно-следственная работа. Придется тесно взаимодействовать с местными правоохранительными органами. Совершенно ясно, что выступления студентов — это лишь частный эпизод на фоне общей напряженности, сложившейся в городе и регионе. То есть вам придется с головой окунуться в коренные проблемы Степногорска и его жителей. А они наверняка типичны и характерны и для всей страны. Потому что Степногорск — это, если хотите, и полигон, и наглядная модель, дающая четкое представление о том, что вообще происходит сегодня с Россией. Вместе с вами будут работать сотрудники Федеральной службы безопасности. Убедительная просьба — покончить с дурной традицией и избегать с ними бессмысленного размежевания и ведомственной разобщенности.
— Это будет зависеть не только от нас, — заметил Турецкий.
— Разумеется. Но моя директива такова: работаете сообща и решаете общие задачи. Будем помогать, чем сможем. Поддерживайте с нами постоянную связь. И еще вот что: прошу всех быть предельно осмотрительными и помнить о соблюдении мер личной безопасности. Особо важную информацию дублируйте и немедленно переправляйте в Москву. Не забывайте, что против вас будет использовано любое оружие, прежде всего клевета и любой компромат. Поэтому не расслабляйтесь, избегайте малейших оплошностей, провокации возможны в любой момент. Считаю необходимым сформировать группу в составе трех человек: Данилов, Рыжков и Турецкий. Старшим назначаю Александра Борисовича Турецкого. В ближайшее время подключим и МУР. На сборы всем дается два часа. Сбор во Внукове, в шестнадцать тридцать. Сколько про-
длится эта командировка — сейчас не скажет никто. Из этого и исходите.
Через сорок минут Турецкий был снова у себя. Но жены с дочерью, которым он столько наобещал и на этот воскресный день, и на вечер, а также и на всю следующую неделю безмятежного покоя в связи с окончательным и обжалованию не подлежащим уходом из прокуратуры, дома не оказалось.
Приходилось бросать их невесть на сколько дней и недель даже не попрощавшись... Проклятая любимая работа снова брала свое и выставляла его в несчетный раз обыкновенным гадом и трепачом. А то, что Ирка обиделась смертельно и вполне обоснованно, когда он сорвался вдруг и уехал, ничего не объяснив, на свой Кузнецкий мост, было начертано на небесах.
Он отлично знал, где они с Нинкой — у Ирки- ной подруги Светы. Необходимо было позвонить... но он боялся. И ничего не мог поделать с собой. Вообще говоря, со своей «половинкой» он был последним жалким трусом. Особенно когда знал, что совесть его нечиста... А каково могло быть теперь на душе и совести, если обещал завтра вечером сводить жену в ресторан — отпраздновать свою «амнистию»?
Надо было срочно собрать вещи, свой обычный дорожный набор подневольного путешественника- командированного. «Дипломат» с документами. Дорожная сумка, четыре рубашки, белье и носки, спортивный костюм, маленький компьютер-ноутбук, блок питания к нему, дискеты, туалетные причиндалы, электробритва, блок сигарет, а теперь еще и это американское снадобье для прочистки мозгов, оптимизма и укрепления плоти... Туда же, в сумку, отправились два японских диктофона, микрокассеты, плоская стеклянная фляжечка пятизвездочного «Арарата», пачка писчей бумаги, еще кое-какие документы. Пистолет на самое дно и обойма к нему, швейцарский армейский нож на все случаи жизни. Вот и все.
