— Может, вы даже знаете, что это за друг? — даже с какой-то иронией спросил Нелюбин. — Ну так приведите его сюда!
— Всему свое время, — сказал Турецкий. — Не станем опережать события. Вы мне лучше скажите другое: а вот фамилия Михеев вам что-нибудь говорит?
Нелюбин, по обыкновению, вновь не ответил. Казалось бы, ничто не изменилось в лице человека, сидящего в лучах лампы, но по каким-то едва приметным, едва уловимым признакам Турецкий понял: тот дрогнул. Дрогнул, несомненно! И точно крыса, загнанная в лабиринт, суется и мечется во все углы, но вновь и вновь забегает в тупики и вновь бросается отыскивать единственный выход.
Турецкий снова снял трубку:
— Доставить третьего!
— Может быть, вы устали? — обратился к Нелюбину Турецкий. — А то мы можем передохнуть.
Но тот все так же гордо молчал и смотрел на них даже как будто бы свысока, как на каких-то ничтожных пигмеев, напрасно пытающихся нарушить его олимпийское спокойствие.
85
В кабинет ввели сухопарого загорелого человека с большими залысинами и поредевшими седовато- русыми волосами.
— Знаком ли вам, арестованный Михеев, находящийся перед вами гражданин и если да, назовите его имя, а также где, когда и при каких обстоятельствах вы встречались с ним.
— Да, я знаю этого человека, — сказал Михеев, и Нелюбин впервые за все это время нервно вздрогнул и быстро повернул к нему не то возмущенное, не то удивленное лицо. И даже губы его, кажется, беззвучно вышептали какое-то слово.
— Итак, Михеев, что вы можете сообщить?
— Это капитан запаса Нелюбин Павел Петрович. Он появился в Степногорске весной восемьдесят восьмого года в связи с выводом наших войск из Афганистана, где он проходил службу в войсках специального назначения. Мы познакомились с ним по роду службы во время соревнований между бойцами и офицерами армейского спецназа и спецназа МВД.
— Вы подружились? — спросил Данилов.
— Не знаю, как сказать, — пожал плечами Михеев. — Может, и так... Хотя, наверное, дружбой это не назовешь. Встречались изредка, раз-другой в месяц. Он проходил службу в области, а я в городе. Приятельствовали, в общем.
— Вы замечали в нем какие-нибудь странности?
— Да нет, пожалуй. Какой-то угрюмый он всегда был или очень серьезный. Страшно сильный — да. И жестокий очень, даже в военно-спортивных соревнованиях, в поединках.
— И что дальше?
— В восемьдесят девятом, зимой, он узнал, что я оказался в очень трудных денежных обстоятельствах: проигрался в карты, был у меня такой грех... Можно сказать, страсть... Причем играл я с теми, с кем, конечно, не должен был играть. Это тоже были офицеры нашего управления, но какие-то темные люди, сомнительные.
— И что же? — спросил Турецкий.
— Нелюбин сказал, что готов мне помочь и выручит, если я дам слово, что, когда придет черед и возникнет необходимость, беспрекословно подчинюсь любой просьбе и приказу и пойду ему навстречу. Я был тогда доведен до крайности. Тут все смешалось — и страх, и досада, ну и конечно, карточный долг, сами понимаете, не хотелось отдавать... По тем деньгам это было почти что полтора «жигуля». Хоть пулю в лоб! А тут семья, двое детей маленьких — не убежишь... Ну, я и согласился.
Нелюбин сидел, уже справившись с собой и невозмутимо скрестив сильные руки на груди, но Турецкий видел, как нервно вздуваются и опадают мощные мышцы на его ногах. Все-таки в хладнокровии ему нельзя было отказать.
— Продолжайте, Михеев, — сказал Турецкий.
— А через два или три дня оба моих кредитора погибли при загадочных обстоятельствах. Их «уазик» сковырнулся с моста в реку, а Нелюбин сказал мне, что отныне я его должник...
Рассказ Михеева продолжался еще около получаса, и туда вошли все эпизоды, связанные с захватом воинского снаряжения и обмундирования, а также оружия и боеприпасов. Таких эпизодов, как оказалось, было даже больше, чем предполагали Турецкий и Коренев.
Его, Михеева, роль в этих событиях сводилась, по сути, только к точной наводке, к сообщению о характере груза, пункте назначения и численности охраны. В скором времени Михеев стал регулярно снабжать Нелюбина и секретной оперативной информацией, за что ему регулярно выплачивали совершенно невероятные, баснословные суммы, которые сделали его чем-то вроде денежного наркомана.
— А как вы думаете, Михеев, — поинтересовался Турецкий, — где Нелюбин добывал такие средства, чтобы оплачивать ваши услуги?
— Затрудняюсь ответить, — вздохнул Михеев.
— Но ведь вы не думаете, надеюсь, что он получал их праведным путем? — спросил Данилов. — Вы же умный, трезвый человек и не можете не понимать, что стали не просто пособником опаснейшей преступной группировки, но и прямым соучастником бандитов, которые совершили такое множество кровавых преступлений. Здесь же убийство на убийстве! И вы отлично знали о них. Фактически вы создавали идеальные условия для существования и активной деятельности преступной сети, вы, человек, поставленный на то, чтобы быть первым борцом с этой нечистью. Неужели вы думаете, что мы столь наивны и поверим, будто вы могли осуществлять эти задачи, не имея мощных покровителей и надежных тылов? Так что, Михеев, не пытайтесь наводить тень на плетень. Рассказывайте все.
— Но... — он запнулся, с надеждой глядя туда, где сидел Турецкий. — Я готов рассказать все, и я, конечно, знаю гораздо больше... Но как сможете вы обеспечить мою безопасность? Меня, моей семьи, моих детей...
— Попробуйте рискнуть и положитесь на нас, — сказал Турецкий. — Какой, собственно, у вас выбор? Вы много лет были не просто связаны с опаснейшей шайкой, но прилагали все усилия, чтобы обеспечить и дальнейшее продолжение их преступной деятельности, потому что это было в ваших прямых корыстных интересах. А значит, вы должны будете отвечать перед законом по всей строгости наравне с ними. Так что не надо играть с нами. Вы много лет продавали свою совесть, сколотили состояние, так что вам есть на что попытаться купить хотя бы свою голову.
— Не понял? — напряженно вытянул шею Михеев.
— Я, разумеется, не о деньгах, — сказал Турецкий.
— Если вас интересуют сведения, информация, — сделал вид, будто вдруг догадался, о чем идет речь, Михеев, — то у меня, я думаю, самые полные и подробные досье на большинство здешних чиновников, включая бывшего начальника Управления внутренних дел Мащенко, директоров заводов, банкиров, вице-губернаторов и самого губернатора. Все эти материалы спрятаны у меня в особом месте. Я могу предоставить их следствию.
— Вы удивительно предусмотрительный человек, — заметил Турецкий.
— Кабы так, не сидел бы сейчас тут, — с нескрываемой горечью сказал Михеев. — Но повторяю — и мне, и всем вам есть чего опасаться, и прежде всего за свою жизнь, пока на свободе остается один человек.
