– Я расследую дело о гибели Катаняна. Пользуясь случаем, хочу задать вам, Степан Мефодьевич, как крупнейшему специалисту, несколько вопросов. Вы не против?
Переверзев, как старый солдат, всегда был на посту и соответственно готов к любым неожиданностям:
– Давайте, спрашивайте.
– Где я могу увидеть Олейника?
– Заседает Олейник. На президиуме. Знаете, чтоб собрать команду из звезд, маленьких таких звездочек, нужен выдающийся тренер…
– А Олейник выдающийся тренер? Более выдающийся, чем погибший Борис Николаевич?
– Борис Николаевич тренировал когда-то сборную Нигерии, потом Южной Кореи. И там и там его считали выдающимся тренером, чуть ли не футбольным мессией. А у нас… Нет у нас выдающегося наставника футбольной дружины. И Катанян им не стал, а Олейник – и подавно не станет. Его же под танк толкают, как в сорок первом! Вы же посмотрите, что в сборной творится! Куда им на немцев с такой техникой! А уж координация движений у наших игрочков, я вам скажу, это нечто… Нападающего нормального нет ни одного! А нужно три. Это на поле. И еще два запасных. Или наоборот… Выросло целое поколение дилетантов, и они нахально лезут на все посты в футболе. С самого верху возьмите… Кирсанов – тоже мне горе-президент… У меня внук недавно рассказ Азимова читал про роботов, там главный герой говорит: «Они жрут энергию, как электрические свиньи, и не начинают работать, пока напряжение не поднимется до миллиона вольт…» Это про нашу нынешнюю сборную и вообще про весь наш футбол. Пока миллион им не посулят – никто до мяча не дотронется. А ведь были же игроки! Еще совсем недавно. Играли не за деньги! И полные трибуны собирали. И в финальную часть чемпионата мира входили регулярно. Не берем в расчет семьдесят четвертый год, когда с чилийцами из-за Пиночета играть отказались. Не были, конечно, лучшими в мире, чего тут говорить. Но надежда была. Потому что за игрой смотреть было приятно, всю душу в поле и в мяч вкладывали. Раз в хоккее можем, значит, и в футболе сможем. Сколько имен! Сотни! Братья Старостины! Братья Дементьевы! Григорий Федотов! Сергей Сальников! Никита Симонян! А Стрельцов? А Месхи? А Нетто? А Хусаинов? А Блохин? А уж какая координация движений. А…
Переверзева уже довольно долго теребил за рукав и окликал по имени-отчеству какой-то солидный господин, но тот не замечал. Турецкий, обрадовавшись представившемуся шансу, позволил себе прервать перечисление выдающихся футболистов прошлого:
– Простите, Степан Мефодьевич! – Он жестом обратил его внимание на нового собеседника.
– А-а-а, здравствуйте… – Переверзев, кивнув, снова повернулся к Турецкому. – А сейчас такое положение, что хуже уже быть не может. Все, что лучше, – то позитивно…
Устав от Переверзева, Турецкий, воспользовавшись моментом, устремился к Волкову, надеясь, что тот окажется меньшим демагогом. И подумал, что больше бы ему подошла фамилия Волчков. Он был совсем небольшого росточка, зато щеки кровь с молоком, горящие глаза и непричесанные вихры. Волков олицетворял новую журналистскую поросль именно так, как ее представлял себе Турецкий – напористую, энергичную, эрудированную, язвительную и даже агрессивную.
– И что вам наболтал наш гуру? – поинтересовался Волков, когда Турецкий представился.
– Почему гуру?
– Как же, – улыбнулся Волков, – Степан Мефодьевич у нас йог, Нострадамус, дельфийский оракул и голос спортивной совести в одном лице.
– А что, спортивная совесть разве должна быть коллегиальной?
– Знаете анекдот, жена мужа на работу провожает и гундит все утро: опять в два часа ночи явишься, опять пьяный, опять весь в помаде. Наступает вечер, мужа нет, потом ночь, уже два часа. Наконец он является пьяный, весь в помаде и горько так жене замечает: накаркала?!
– Переверзев – это жена?
– Это, конечно, гипербола, художественное преувеличение, но где-то как-то очень похоже.
– Не любите вы его! – обрадовался Турецкий, явно обнаружив единомышленника.
– Каюсь, – снова усмехнулся Волков. – Но вы ведь не о нем собирались со мной беседовать?
– Собственно, меня интересуют причины убийства Катаняна.
– И вы фильтруете среду его обитания. Если бы Катанян умер от инфаркта, тогда определенно стоило бы обращаться к Переверзеву.
– А что, были прецеденты?
– С инфарктами не знаю, хотя уверен, что были. А вот то, что Переверзев своей глубокомысленной чушью, неизменно подаваемой как акт откровения, как выстраданная им самим скорбная правда, испортил карьеру нескольким спортсменам и тренерам, – это точно.
– Например?
– Например, Марина Рыбак, вы, возможно, слышали это имя? На чемпионате Европы по художественной гимнастике двух наших девчонок уличили в употреблении допинга. И одна из них, размазывая слезы и сопли по широкой, мужественной груди Переверзева, ляпнула, что невиноватая она, тренерша заставила, запугала, насильно накормила таблетками. Короче, руководствуясь тем, что устами младенца глаголет истина, Переверзев ляпнул на всю Европу: Марина Рыбак своей принадлежностью к российскому спорту позорит этот самый спорт. Долой! Не место! Не допустим! Они не пройдут! И так далее. Никаких фактов в подтверждение заявления этой девочки у него не было и, как в последствии выяснилось, быть не могло. Но карьеру человеку он загубил окончательно. Да ладно, бог с ним, с Переверзевым, – махнул рукой Волков, – что вы хотели узнать про Катаняна?
Турецкий, однако, не прочь был бы еще послушать о Марине Рыбак, до сих пор он полагал, что никаких личных отношений между Рыбаком и Волковым не было, а статьи в поддержку Рыбака – это просто позиция принципиального человека, которую он по роду своей деятельности имеет возможность обнародовать. Но Волков сейчас защищал Марину с таким жаром, что сами собой закрадывались нехорошие подозрения: а не спала ли она еще и с ним? Однако разговор о Рыбаке стоило пока отложить.
– Да, собственно, все. Были ли у него враги, может, он кому-то мешал, может, кто-то хотел занять его место?
– Сегодня занять его место мог бы желать только маньяк или самоубийца. При такой игре сборной никаких дивидендов от этой должности, кроме пары инфарктов и плевков со всех сторон, получить невозможно. Кому мешал Катанян? Мешал – это, пожалуй, сильно сказано, но в принципе регулярно его политика в отношении сборной шла вразрез с установками, выработанными федерацией. В общем, ничего конкретного я вам сообщить не смогу, и насчет врагов тоже. Наверное, у каждого человека они есть, если он, конечно, не живет на необитаемом острове. А Катанян был человек прямой, в достаточной мере целеустремленный и ни в коем случае не пытался угодить всем сразу. Я краем уха слыхал, что Переверзев вам наговорил… «Нападающих в сборной нет!» Нет, конечно. Между прочим, французы чемпионами стали без выдающихся нападающих. Полузащита – да. А нападающие – так себе. Насчет денег… Вокруг сборной крутились большие деньги?… Как говорят в Одессе: чтобы да – так нет. Во всяком случае, на посту главного тренера новым Мавроди или Березовским не станешь.
