Зубы снова вошли в меня, я напряглась, как резко натянутая
проволока. Желание ответить тем же и необходимость сдержаться жгли огнем каждую
клеточку тела. О Господи, эти близнецы-эмоции, желание и отказ убивали меня,
пылали так, что непонятно было, мука они или радость.
Дыхание Айви у меня на коже стало прерывистым, мышцы мои
ослабели, когда меня покинул последний страх, рассеялся, как теряется в воздухе
удар прозвеневшего колокола. Айви держала меня на ногах, в ее хватке уже
никакой нежности не было, зубы вошли глубже и голод разливался в ней, заполняя
старые пропасти, требуя у меня крови, и я с готовностью ее отдавала.
Я сделала прерывистый вдох, ощущая, как впитываются в меня
вампирские феромоны, успокаивая, заманивая, обещая такой восторг, какого я в
жизни не знала. Они вызывали зависимость, ноя была вне беспокойства. Это я могу
Айви дать. Я могу принять то, что дает она взамен. И пока она держала меня и
наполняла свое тело моей кровью, свою душу — моей аурой, у меня полились слезы.
— Айви! — позвала я шепотом, потому что все вокруг
вертелось колесом. — Прости, что я так долго не слушала.
Она не ответила, и я застонала, когда она дернула меня к
себе, рот ее стал восхитительно диким, искры наслаждения исходили от него,
когда она впивалась все глубже, и обе мы плыли в тумане исполненных желаний… но
где-то в глубине мозга у меня брезжило предупреждение: что-то переменилось. Ее
прикосновение перестало быть бережным, стало… суровым.
Глаза у меня открылись и уставились, не видя, на стенку
машины. Пульс сделался нитевидным, трудно было думать — мысли туманил
опьяняющий восторг. Дыхание стало прерывистым уже не от страсти — от тяжелого
забытья. Айви взяла слишком много, и я шевельнула рукой, ласково держащей ее за
плечо — бережно ее отодвинуть и посмотреть в глаза.
Едва-едва шевельнула, но Айви ощутила движение.
Она стиснула пальцы, ее хватка стала болезненной даже на
фоне вампирских феромонов. У меня мысли метнулись к воспоминанию о ее нежности
до той минуты, как я сказала, что мы делимся только кровью — и ужас поразил
меня как молния.
Боже ты мой! Я попросила ее убрать нежные эмоции любви. Я
попросила ее отделить себя от заботы и любви, которые она — по словам Кистена —
примешала к жажде крови. И остался один только голод. Теперь она не
остановится. Она себя не помнит.
Меня обожгло страхом, она учуяла его в воздухе и без единого
звука дернула меня, сбив с ног. Я вскрикнула, упала, Айви на меня, и мы рухнули
на маленький столик.
— Айви, пусти! — крикнула я, но она только впилась
глубже, и я застонала от боли.
Хлынул адреналин, я стала вырываться, разорвала хватку Айви.
Она отвалилась, и я, тяжело дыша, уставилась на нее, зажав рукой пульсирующую
кровью шею.
Она смотрела знающим взглядом хищника, и экстаз пульсировал
во мне с каждым ударом сердца, ноги подкосились, и я беспомощно сползла на пол.
Айви встала надо мной, и у нее во рту краснела моя кровь, и
она казалась богиней, стоящей над всеми законами ума и души. Глаза ее
почернели, она улыбалась бездумно, зная, что я принадлежу ей, и она что хочет,
то и может со мной сделать, ибо нет понятий добра и зла. Айви исчезла, поглощенная
голодом, который я заставила ее ощутить без буфера любви. Боже мой, я сама себя
убила.
Ее решение закончить дело я увидела на миг раньше, чем она
шевельнулась.
— Айви, нет! — крикнула я, выставляя руку, чтобы
оттолкнуть ее.
Бесполезно.
Она рухнула на меня, я взвизгнула. Все кошмары вдруг стали
явью: я лежала, беспомощная, припечатанная к полу машины, пыталась вскрикнуть —
но Айви нашла мою шею, и крик сменился стоном страсти. Ощущение ледяного
серебра раскололо меня пополам, экстаз всколыхнул, заставил выгнуться дугою, и
тут же я свалилась, ловя ртом воздух.
Мы вместе свалились снова на пол, ее волосы упали вокруг
моего горла шелковой лаской, а она еще раз погрузила зубы, еще раз потянула в
себя мою кровь, я стонала, подвешенная в тумане боли, страха и восторга, и зубы
ее во мне были огнем и льдом одновременно.
Я смотрела на потолок невидящими глазами в тяжелой летаргии
паралича, заполнившей жилы, и одновременно в иступленном экстазе; охватившем
меня, пусть даже я утратила волю к движению.
Айви сделала то, что я просила. Она отбросила чувство любви
— и уже не владела собой. И когда она отпустила мои руки, чтобы притянуть за
шею к своему рту, пришло позднее прозрение. Я просила ее измениться ради меня —
и теперь умираю из-за собственной опрометчивости и глупости.
Меня охватывало сонное онемение, пульс исчезал, конечности
холодели. Я умирала. Умирала, потому что испугалась признать, что могу любить
Айви.
Рука, держащая Айви, с глухим стуком упала на затоптанный
половик, и эхо отдалось во мне, снова и снова, нарастая силе, будто это и было
биение моего отказывающего сердца. Кто-то кричал что-то где-то далеко, но это
была ерунда, авот вспышки света на краю поля зрения были заметны, они вторили
искрам наслаждения в уме и в теле. Я вздохнула, когда Айви взяла все,
задрожала, когда аура ускользнула от меня вместе с кровью. Единственным
источником тепла в мире осталась Айви, и я хотела бы, чтобы она прижалась
теснее, и я не умерла в холоде.
Стук сердца будто замер нерешительно в ответ на скрежет
раздираемого металла. Нас залило холодом и светом, я застонала, когда Айви от
меня отстранилась.
Айви! — вскрикнул Дженкс, и я поняла, что это не сердце
у меня стучало, а Дженкс барабанил в заднюю дверь. — Ты что делаешь?!
Она моя! — зарычала Айви, нездешняя и дикая.
Я не могла шевельнуться. Машина наполнилась грохотом,
закачалась, воздух обжег холодом, я захныкала, скорчилась, подтянув колени к
животу. Пальцы согрелись, когда я нащупала вытекающую кровь на шее, потом стали
мерзнуть. Я была одна, Айви не было. И кто-то кричал.
— Идиотка вампирская, сука такая! — кричал
он. — Ты же обещала, ты обещала мне!
Я сжалась в комочек, меня терзал холод, трясло как в
лихорадке. Что-то случилось. Холодно. И светло. И Айви нет.
Щелчок стрекозиных крыльев.
— Дженкс, — выдохнул а я, не в силах держать глаза
открытыми.
— Это я, миз Морган, — ответил высокий голос
Джакса, и пальцы, держащие шею, омыло теплой волной пыльцы пикси. —
Тинкины подштанники, вы же кровью истекаете!
Но донесся плач Айви, вернувший мои мысли из темноты к
свету.
— Рэйчел! — кричала она, и голос был полон
панического страха. — Боже мой, Рэйчел!
Звон скрежещущего металла, шарканье ног.
Отойди! — потребовал Дженкс, и я услышала от Айви крик
боли. — Ты ее не получишь. Я тебе говорил, что убью тебя, если ты ее
тронешь!
Она истекает кровью! — молила Айви. — Дай мне
помочь ей!
