Дэвид засмеялся, но вряд ли мой ответ его успокоил. Мы
забрались в машину — не спеша, обнаруживая все новые места, где болит, и
пытаясь сесть поудобнее. Господи, у меня болело везде.
— Я серьезно, Рэйчел, — сказал он. Двери
захлопнулись, и в маленькой машине его бас звучал гулко. — Нечестно
заставлять тебя это расхлебывать.
Я посмотрела на него с улыбкой:
— Не дрейфь, Дэвид. Мне нравится быть твоей альфой. Надо
будет только чары правильные составить для перекидывания.
Он разочарованно вздохнул всем своим компактным телом, а
потом фыркнул.
— Что такое? — спросила я под звук мотора.
— Чары для перекидывания? — спросил он, трогая
машину и выезжая на дорогу. — Ты сама себя слышишь? Хочешь быть моей
альфой, и при этом у тебя ничего нет для перекидывания?
Я поставила локоть на ручку двери и подперла голову рукой.
— Не смешно, — сказала я, но он все равно
засмеялся, хоть ему и было больно.
Глава 2
Пятна полуденного света плясали на садовых перчатках. Я
стояла на коленях на коврике из зеленой ленки и пыталась дотянуться до дальней
части клумбы — там повырастали сорняки, даром что их затенял старый дуб. С
улицы доносился шум машин, над головой крикнула голубая сойка — ей ответили.
Суббота в Низинах — триумф обыденности.
Выпрямившись, я потянулась до хруста в спине и скривилась:
амулет на секунду отстал от кожи, кольнуло болью. Не надо было мне работать в
саду, под воздействием амулета против боли я могла хуже себе сделать, но мне
после вчерашнего хотелось повозиться в земле, чтобы саму себя убедить, что
жива. Да и садом пора было заняться. Без Дженкса с семьей он превратился черт
знает во что.
Из кухни в мирную прохладу весеннего полдня вплыл запах
кофе, и я поняла, что Айви проснулась. Я зашла на желтую дощатую веранду,
пристроенную к церкви, и глянула на обнесенное забором кладбище позади сада.
Наш участок занимал четыре городских лота и вглубь тянулся на целый квартал. На
кладбище тридцать лет уже никого не хоронили, но траву там ваша покорная слуга
косит регулярно. Сдается мне, что ухоженное кладбище — мирное кладбище.
Размышляя, принесет ли мне Айви кофе, если крикнуть, я
передвинула коврик на солнце к куртинке нежных черных фиалок. Дженкс их посеял
прошлой осенью, и надо было их проредить, пока они не переросли. Я нагнулась
над растеньицами и поползла вперед, огибая розовый куст и выдергивая примерно
каждый третий стебелек.
Я тут проторчала достаточно, чтобы вспотеть — тревога меня
подняла задолго до полудня. Да и заснула я с трудом. После восхода я уже
посидела в кухне с книгой заклинаний в поисках заклятья для превращения в
вервольфа. Задачка была с малым шансом на успех, мягко говоря. Заклятий для
превращения в разумное существо не было — во всяком случае, легальных заклятий.
А заклятье должно быть из арсенала ведьм земли, потому что магия лей-линий —
это либо иллюзии, либо физические выбросы энергии. Библиотека у меня хоть и
небольшая, но уникальная, и все же среди всего сонма заклятий я не нашла ни
одного подходящего.
Медленно продвигаясь вдоль клумбы, я все больше впадала в
тревогу. Как сказал Дэвид, единственный способ стать вервольфом — это им
родиться. Прикрытые сейчас повязками синяки и прочие следы от зубов Карин у
меня на руках и на шее скоро сойдут, но в памяти следы останутся. Может,
заклятие есть в разделе черных чар, но в черной земной магии используются
жуткие ингредиенты — к примеру, жизненно важные части человеческих тел, —
так что я в ту область не полезу.
Один раз в жизни я решила заняться черной магией, и
кончилось это для меня демонской меткой. Потом я еще одну заполучила, а потом
вдруг оказалась фамилиаром упомянутого демона. По счастью, я сохранила душу,
так что сделку признали невыполнимой. Сейчас я была свободна как птица — если
не считать первой метки Большого Ала плюс метки Тритона, которые мне предстояло
носить, пока я не придумаю способ с ними расплатиться. Ну, теперь хотя бы Ал не
появляется всякий раз, когда я прикасаюсь к лей-линии.
Щурясь от солнца, я мазнула грязью запястье с меткой Ала.
Прохладная земля эффективней всякого заклятья спрятала кольцевой рубец,
перечеркнутый линией. И красную отметину от проволоки, которой мне спутали руки
вервольфы, она тоже скрыла. Господи, ну и дура же я была.
Ветерок задувал мне на лицо рыжий локон, я убрала его за
ухо, глянула на клумбу за розовым кустом. И злобно ощерилась. Клумбу истоптали.
На здоровом куске клумбы цветы поломали у самого основания,
они лежали поникшие и пожелтевшие. Злодеев выдавали крошечные следы.
Взбешенная, я собрала пучок поломанных растеньиц, чувствуя по мягкости
стебельков их неминуемую смерть. Чертовы садовые фейри!
Эй! — заорала я, ковыляя к соседнему ясеню с густой
кроной. Я дотопала туда горя от гнева, обвиняюще протягивая руку с поломанными
стебельками. С этими мелкими поганцами я сражалась с прошлой недели, когда они
сюда мигрировали из Мексики, но бой был безнадежный. Фейри питаются насекомыми,
а не нектаром, как пикси, и плевать им, если в поисках еды они уничтожат сад.
Тут они похожи на людей: разрушают то, что нужно будет завтра, чтобы добыть то,
что нужно сегодня. Их всего шестеро было, но наглости хватило бы на полк.
Я сказала «эй»! — крикнула я погромче, задирая голову к
охапке листьев, напоминающей беличье гнездо. — Я вам говорила убираться
вон из сада, если вы не можете вести себя прилично. Это вот что такое?!
Пока я тут исходила злостью, наверху зашелестело, посыпались
сухие листья и высунулось бледное личико. Вожак маленького холостяцкого клана
мгновенно меня углядел.
— А сад не твой, — громко объявил он. — Он
мой, а ты можешь катиться колбаской полей-линий, куда хочешь.
У меня челюсть отвалилась. В кухне стукнуло окно — Айви не
собиралась ввязываться. Я ее понимала, но сад-то Дженкса, и если я не выгоню
фейри, то пока я уговариваю его вернуться, от сада ничего не останется. Я же
оперативник, блин. Если я не сохраню Дженксов сад — грош мне цена. Но раз от
разу фейри только наглели, и стоило мне уйти в дом, как они возвращались.
— Не смей уходить! — крикнула я в спину поганцу,
скрывшемуся в их общем гнезде. — Мелкая сволочь!
Вместо бледного личика в ветвях показалась крошечная голая
задница — он еще и покрутил ею, гад! Думает, он там в полной безопасности!
В досаде я бросила на землю переломанные фиалки и зашагала к
сараю. Раз они ко мне не спускаются, я заберусь к ним. У меня есть лестница.
Сойки на кладбище громко перекликались — наверное, новую
сплетню обсуждали, — а я волокла двенадцатифутовую алюминиевую лестницу.
Она несколько раз стукнула о ветки, пока я пристраивала ее к стволу, так что
под недовольные визги гнездо опустело — в вихре синих и оранжевых мотыльковых
крыльев. Я поставила ногу на первую ступеньку, отдувая с лица рыжие локоны.
Лезть ужасно не хотелось, но если они уничтожат сад, Дженксовым детишкам
придется голодать.
