Он посмотрел на меня; злые морщинки на его лице слегка разгладились.
Ты до завтра не умрешь, — сказал он. Въехав на стоянку,
я повернулась к Дженксу.
С чего ты так решил?
Дженкс расстегнул ремень и одарил меня косой ухмылкой,
которая могла бы по озорству потягаться с Кистеновой.
— Ну, я же с тобой.
Я невольно застонала. Прямо сама на это напросилась!
Улыбаясь, он выбрался наружу, глянул на первые звезды, почти
неразличимые сквозь городское марево. На затекших от долгого вождения ногах я
вслед за ним пошла к крохотному офису. Внутри не было никого — не считая впечатляющей
подборки сувениров и буклетов. Расставив руки, Дженкс будто с голодухи бросился
к полке с миниатюрными поделками, присущие пикси любопытство и желание все
потрогать делали витрину просто неотразимой. Дверь за нами захлопнулась, и я
едва успела стукнуть его в плечо, вырывая из блаженства и муки пиксийского
экстаза.
Ой! — Он зажал ушибленное местом обиженно на меня
глянул. — За что?
Сам знаешь, — сухо сказала я, с трудом сумев улыбнуться
неприметно одетой женщине, вышедшей к нам через арочный проем из служебной
комнаты. Оттуда слышался телевизор и пахло обедом… или, скорее, ужином —
поскольку женщина была человеком.
Она удивленно моргнула, глядя на нас.
Чем могу помочь? — спросила она неуверенно, поняв, что
мы внутриземельцы. Макино — городок туристский, и вряд ли достаточно большой,
чтобы здесь селились толпы внутриземельцев.
Нам нужен номер на двоих, — сказала я, беря ручку и
карту регистрации. Над первым вопросом я задумалась. Ну, пойдем вдвоем под моей
фамилией, — решила я, записывая крупным почерком в графу «Миз Рэйчел
Морган». Женщина за стойкой поморщилась, глядя мне через плечо — там довольно
громко звякали глиняные и металлические безделушки, когда их снимали с полок и
ставили обратно. — Дженкс, номер нашей машины не посмотришь? — попросила
я, он выскользнул в дверь, колокольчик из ракушек громко звякнул.
— Двести двадцать, — холодно сказала
регистраторша. Класс! Дешево, нечего сказать. Какая прелесть эти провинциальные
городки в межсезонье…
— Мы здесь на ночь останавливаемся, не на
неделю, — заметила я, вписывая в графу адрес нашей церкви.
Это и есть за ночь, — нагло заявила она. Я вскинула
голову.
Двести двадцать в не сезон?
Она пожала плечами. Обалдев, я ненадолго задумалась.
— Скидки по страховке от «ВерСтраха» у вас нет?
В глазах у нее появилась издевка.
— Мы предлагаем скидки только для Американской
Автомобильной Ассоциации.
Я поджала губы, к щекам прилила кровь. Незаметно сжав руку,
я сняла ее со стойки, чтобы не видно было перевязанных пальцев. Черт-черт-черт.
Какая прелесть этот провинциальный менталитет… Она нарочно задрала цену в
надежде, что мы отсюда уберемся.
— Наличными, — нагло добавила она. — Карточки
и чеки мы не принимаем.
Треснутая табличка у нее за спиной утверждала, что
принимают, но теперь я не собиралась отсюда уходить. У меня гордость есть, а
деньги в сравнении с ней — ничто.
— Номер с кухней у вас имеется? — поинтересовалась
я, внутренне кипя. Двести двадцать баксов — немалый кусок моей наличности.
— Это еще тридцать долларов, — сказала она.
— Ну еще бы, — пробормотала я. В ярости рванув
застежку сумки, я отсчитала двести пятьдесят баксов, и тут вошел Дженкс. Он
глянул на деньги у меня в руках, на самодовольную регистраторшу, на мою злобную
рожу, и мгновенно все понял. Черт, да он наверняка все слышал, с его-то слухом.
Он бросил взгляд на фальшивую камеру наблюдения в углу,
потом на стоянку через стеклянную дверь.
— Похоже, Рейч, мы в прайм-тайм попали, — бросил
он, записывая в карту автомобильный номер привязанной к стойке ручкой. —
Кто-то буквально только что надул в бассейн, а из душа аж досюда несет
плесенью. Если поторопимся, еще успеем заснять мост на закате для начальных
кадров.
Рука регистраторши, выкладывавшей на стойку ключ, внезапно
дрогнула.
Дженкс щелкнул крышкой телефона.
— У тебя с последней нашей остановки номер окружного
отдела здравоохранения сохранился?
Я изобразила на лице усталое смирение.
— В блокноте записан. А с начальными кадрами не
торопись — рассвет тоже пойдет. Помнишь, как Том кипятком писал, когда мы
сожгли пленку, не дав ему весь мир оповестить, где обслуживание самое похабное.
Регистраторша посерела. Я бросила карту на стойку и взяла
поцарапанный ключ с пластиковой биркой. Брови сами поднялись: тринадцатый
номер, просто блеск.
— Спасибочки, — сказала я.
Дженкс шустро забежал вперед:
— Позвольте, миз Морган.
Он грациозно придержал дверь, и я гордо вышла.
Каким-то чудом мне удалось сохранить серьезную мину, пока
дверь не захлопнулась, но тут Дженкс прыснул, и я сломалась.
Спасибо, — выдавила я между приступами сдавленного
хохота. — Господи, я ей чуть в рожу не залепила.
Всегда, пожалуйста! — Дженкс оглядел ряд дверей,
остановившись на последней — втиснутой в короткую перекладину «Г». —
Можно, туда я микрик перегоню?
Он это более чем заслужил, — подумала я и оставила его
возиться с машиной, а сама пошла через темную стоянку, по инерции злясь на
детей, шумно возящихся в бассейне. Воду подсвечивали, и отражающиеся от
раскрытых зонтиков огни выглядели призывно. Не такая бы холодина, я бы спросила
Дженкса, умеют ли пикси плавать. Бог с ним, с синим носом и мурашками на коже,
а посмотреть на Дженкса в плавках хотелось бы.
Замок слегка посопротивлялся, но я поерзала ключом, он
сдался, и дверь распахнулась. Пахнуло лимонной отдушкой и свежим бельем.
Дженкс подогнал машину на пустой пятачок у двери. Луч фар
высветил страшненький коричневый ковер и застеленную желтым покрывалом кровать.
Щелкнув выключателем, я вошла в номер, осмотрела так называемую кухню,
заглянула во вторую дверь, поставила сумку на кровать и глубоко задумалась.
Дело в том, что вторая дверь вела в ванную, а не в другую комнату.
Прохаживаясь насчет пещер, вошел Дженкс с моим багажом,
подозрительно глядя на низкий потолок. Сумку он бросил у двери, вернул мне
ключи от машины и пошел обратно, по пути пощелкав выключателем на радостях, что
он это может.
— Э-э… Дженкс, — позвала я, до боли сжимая ключи в
пальцах. — Нам этот номер не подойдет.
Дженкс вернулся с моим ноутбуком и мечом Айви, разместил их
на круглом столике у окна.
— Ты что? Я насчет плесени в душе соврал. — Он
глубоко втянул воздух носом. — Здесь пахнет… Ну, не плесенью, точно.
