Глубокая и резкая боль исказила лицо Дженкса.
— Джакс — первый из наших с Мэтти детей, кто пережил
зиму, — прошептал он, и я вдруг перестала чувствовать сладость
шоколада. — Он был такой маленький… Я его четыре месяца по ночам обнимал,
чтобы он не замерз. Я должен его найти, Рейч.
О Господи… Я вздохнула, проглатывая кусок батончика и думая,
способна ли я любить кого-то так же сильно.
— Мы его найдем, — повторила я.
Чувствуя себя абсолютно не в своей тарелке, я потянулась к
плечу Дженкса и отдернула руку в последний момент. Он заметил, и стало еще неудобней.
Можно ехать? — спросила я, заворачивая остаток
батончика в обертку и хватаясь за ручку двери. — Мы уже почти приехали.
Возьмем номер в гостинице, отыщем, что пожевать, и прогуляемся по магазинам.
По магазинам? — Задрав тонкие брови, Дженкс пошел к своей
двери.
Обе дверцы хлопнули одновременно, я застегнула ремень,
чувствуя прилив сил и решимости.
— Ты же не думаешь, что я буду разгуливать в обществе
шестифутового сладкого красавчика, одетого в это жуткое трико?
Дженкс покраснел до корней волос; на худом лице, однако,
отразилось лукавое веселье.
— Да, пару трусов заиметь неплохо бы.
Фыркнув от смеха, я завела мотор и дала задний ход, успев
вырубить плеер, пока он не заорал опять.
Насчет трусов прости. Мне просто нужно было оттуда выбраться
поскорей.
Мне тоже, — ответил он к моему удивлению. — А
Кистеновы я не надел бы. Он славный парень и вообще, но он воняет. — Он
неловко потеребил воротник. — Да… Это… Спасибо за то, что ты там сказала.
Я подняла бровь. Проверив дорогу, вырулила на проезжую
часть.
— Где? На последней остановке?
Он неловко пожал плечами от смущения:
Нет, на кухне. Насчет того, что тебе кроме меня других
напарников не нужно.
А… — Я покраснела, упорно глядя в зад машине перед нами
— черному поцарапанному «корвету», напомнившему мне вторую машину
Кистена. — Это правда, Дженкс. Мне тебя пять месяцев так не хватало! И
если ты не вернешься в фирму, честное слово, я тебя таким вот и оставлю.
Ужас на его лице исчез, когда он сообразил, что я шучу.
— Тинкины крылышки, только посмей! — сказал он. —
Я ж даже пыльцой никого посыпать не могу. С меня теперь пот течет, а не пыльца,
представляешь? Вода льется, блин. На кой фиг мне этот пот? Размазать кому по
роже, чтобы он сблевал от омерзения? Ты вон тоже потеешь, и никакого
удовольствия это не доставляет. А про секс даже думать не хочется — прижиматься
потными тушками? Фу, гадость. Какой там контроль над рождаемостью? Не
удивляюсь, что у вас детей — фиг да маленько.
Он передернулся всем телом, и я улыбнулась. Старый добрый
Дженкс,
Тут он полез копаться в дисках, и я напряглась — он, похоже,
ощутил, выпрямился, сложил руки на коленях и уставился в темнеющее небо. Мы
выехали из леса, и вдоль реки тонкой полосой уже видны были дома и деловые
кварталы, а за ними плоской гладью лежало озеро, серое в гаснущем свете.
— Рэйчел, — тихо сказал Дженкс. — Я не
уверен, что вернусь.
Я в испуге повернулась к нему, потом опять к дороге и опять
к нему.
— То есть как не уверен? Если ты это из-за Трента…
Он поднял ладонь, нахмурившись:
— Не из-за Трента. Я понял, что он эльф. Вычислил,
когда помогал вчера Кери.
Я вздрогнула, машину занесло на желтую линию. Сзади
загудели, я поспешно выкрутила руль обратно.
Вычислил?.. — У меня сердце заколотилось
быстрее. — Дженкс, я хотела тебе сказать. Правда. Но я боялась, что ты
разболтаешь, и…
— Я никому не скажу. — На лице у него было
написано, чего ему стоит такое заявление. Эта новость обеспечила бы ему среди
пикси невероятный авторитет. — Если я скажу, то значит, ты права была,
когда мне не доверяла, а ты была не права!
Голос у него звучал резко, и мне опять стало стыдно.
— Тогда в чем дело? — спросила я.
Лучше бы он этот вопрос поднял, когда мы на стоянке торчали,
а не теперь, когда я рулила по окраинам незнакомого города, пытаясь найти
дорогу в морях неоновой рекламы.
Он помолчал секунду, приводя в порядок мысли; юное лицо было
задумчиво.
Мне восемнадцать, — сказал он наконец. — Ты
знаешь, сколько это для пикси? Я теряю быстроту. Ты меня рукой сбила прошлой
осенью, а Айви может меня в полете сцапать в любой момент.
У Айви реакции Пискари, мастера неживых вампиров, — в
испуге возразила я. — А мне просто повезло. Дженкс, ты выглядишь классно.
Ты вовсе не старый.
Рэйчел… — сказал он со вздохом. — Мои дети уже
разъезжаются, у них появляется собственная жизнь. Сад начинает пустеть. Я не жалуюсь, —
вскинулся он. — Это очень здорово, что ты тогда уступила мне желание, и я
пожелал себе стерильность, потому что у пикси дети, рожденные в последние три
года жизни родителей, очень редко живут долго — и Маталину убивало сознание,
что рожденные ею детишки после ее смерти и недели не проживут. А наша маленькая
Джозефина… Она уже летает. Даже она не выживет.
У него голос пресекся, и у меня перехватило дыхание.
С этим желанием и с садом в нашем распоряжении, —
продолжил он, глядя прямо перед собой в лобовое стекло, — я могу не
бояться за детей, когда нас с Маталиной не станет, и спасибо за это тебе.
Дженкс… — встряла я, не могла я уже это слушать.
Помолчи, — резко бросил он, гладкие щеки его
вспыхнули. — Не надо мне твоей жалости. — Явно разозлившись, он
высунул локоть в окно. — Я сам виноват. Меня это не заботило, пока я не
познакомился с тобой и с Айви. Я старик! Плевать мне, как я выгляжу, я просто
бешусь как черт, что вы ваш долбаный детективный бизнес будете вести еще хрен
знает сколько, а я в нем быть не смогу! Вот почему я не вернусь. А не потому,
что ты не сказала мне, кто такой Трент Каламак.
Я промолчала, в отчаяньи стиснув зубы. Не додумалась я, что
он настолько стар. Посигналив, я повернула направо на набережную. Впереди
громоздился мост, соединявший верхнюю и нижнюю части полуострова Мичиган, весь
сверкающий и залитый огнями.
— Тоже мне, причина не вернуться, — сказала я
неуверенно. — Я вон демонской магией балуюсь, а Айви — наследник
Пискари. — Крутанув руль, я завернула к двухэтажному мотелю, буквой «Г»
изогнувшемуся вокруг открытого бассейна. Я остановила машину под полинялым
красно-белым навесом, осмотрительно пропустив перебегающих дорогу перед носом
машины детишек в плавках и пластиковых надувных рукавчиках. С трудом
поспевающая за ними мать благодарно помахала мне рукой. «Либо психи, либо
вервольфы», — подумала я. На улице было градусов пятнадцать, не
больше. — Что она, что я до завтра можем не дожить.
