Кери стояла возле мойки в моей кухне, яркое солнце лилось на
нее, превращая в сказочную принцессу в джинсах и черно-золотом свитере.
— Это хороший выход, — сказала она и подула на
чай. — Мне таким способом от дисбаланса не избавиться, слишком он велик,
но если б я, к примеру, забралась в безвременье и предложила спасение оттуда
похищенным людям, еще не утратившим душу, — как знать, возможно, кто-то из
них согласился бы взять сотню лет моего проклятия в обмен на побег из
безвременья.
— Кери! — в ужасе воскликнула я, и она
успокаивающе подняла ладонь.
— Я туда не собираюсь, — сказала она. — Но
если вдруг выпадет случай кого-то освободить, скажи мне, пожалуйста.
Айви изменила позу, а Дженкс выпалил:
Рейч в безвременье не пойдет!
— Верно, — сказала я и встала на шаткие
ноги. — Я никого не попрошу забрать пятно, которое я взяла на свою душу.
Не смогу. — Я взяла остатки Дженксова зелья и пошла к баку. — Я не
черная ведьма.
Маталина испустила вздох облегчения, даже Дженкс слегка
успокоился, встал потверже в лужице пыльцы — только для того, чтобы подлететь
кверху, когда Кери изо всех сил хлопнула рукой по столу.
— Нет, послушайте меня, и внимательно
послушайте! — крикнула она так, что я остолбенела, а Айви
вздрогнула. — Я не превратилась в демона, хоть на моей душе тысячелетняя
демонская сажа!
Щеки у нее горели, кончики волос прыгали.
Всякий раз, когда мы вмешиваемся в реальность, природа
должна уравновесить наше воздействие. Чернота на душе — не зло, это
обязательство заплатить за содеянное. Печать, а не смертный приговор. И со
временем ее можно стереть,
Прости, пожалуйста, Кери, — пробормотала я, но она не
слушала.
Ты невежественная, глупая, необразованная ведьма! —
честила она меня. Я невольно съежилась от ее гнева, словно от удара
кнута. — Ты говоришь, будто я злая, оттого что несу вонь демонского
колдовства?
Нет-нет… — удалось мне вставить.
— Что Господь не будет ко мне милосерден? — пылала
она зелеными глазами. — Что в страхе совершив одну ошибку, которая привела
к тысяче других, я должна сгореть в аду?
— Нет. Кери… — Я шагнула вперед.
— Душа моя черна, — сказала она, внезапно
побледнев. — И мне не отмыть ее до моей смерти. Меня ждут мучения, но не
потому, что я злая женщина, а потому, что трусиха.
— Но именно потому я и не хочу в это лезть! —
проныла я.
Она глубоко вздохнула, словно только сейчас поняла, что
орала на нас. Закрыв глаза, она как будто пыталась взять себя в руки. Яростный
гнев утих до слабого мерцания в зеленых глазах — когда она их открыла. При ее
таких мягких обычно манерах трудно было помнить, что когда-то она принадлежала
к высокой знати и привыкла командовать.
Айви осторожно отпила кофе, не отрывая от Кери глаз. Кистен
выключил воду в душе, и наступившая тишина показалась громкой.
— Прошу прощения, — сказала Кери, опустив голову;
завеса светлых волос спрятала ее лицо. — Я не имела права повышать голос.
Я поставила медный тигель на кухонный стол.
— Не переживай, — ответила я. — Ты права, я
невежественная ведьма.
Она горько и смущенно улыбнулась.
— Нет, ты не виновата. Откуда тебе знать, если тебе не
сказали? — Она разгладила джинсы ладонями, успокаиваясь. — Наверное,
меня больше, чем я хочу признать, тревожит долг, который мне предстоит
заплатить. Твое беспокойство из-за одного-двух проклятий, когда на моей душе
лежит несколько миллионов… — Она едва заметно покраснела, и я подумала, не
кажется ли мне, что уши у нее чуть-чуть заострены. — Я была к тебе
совершенно несправедлива.
Ее голос зазвенел благородством. Слышно было, как у меня за
спиной Айви положила ногу на ногу.
Брось, ничего страшного, — сказала я, холодея в душе.
— Рэйчел… — Кери сжала руки, пряча их
дрожь. — Чернота от этих двух заклятий настолько мала, а выгоды они при
этом несут такие большие! Дженкс спокойно доедет на помощь сыну, а ты сможешь
превратиться в волка и сохранишь титул альфы Дэвида, которого заслуживаешь.
Преступней будет этого не сделать и упустить возможность, чем честно заплатить
требуемую цену.
Она взяла тигель с остатками зелья, а меня замутило при
одном взгляде на него. Не буду я просить Дженкса допивать.
— Все, что дает силу, имеет свою цену, —
продолжила она. — Оставить Джакса и Ника без помощи потому только, что ты
испугалась… Это выглядит чрезмерной… осторожностью.
Трусостью — было бы вернее, подумала я, глядя на Дженкса и
чувствуя тошноту при мысли, что проклятие внутри меня ждет только сигнала — и я
сама это с собой сделала.
— Я приму пятно своего проклятья, — отрывисто
сказал Дженкс, глядя решительно и твердо.
На столе поперхнулась Маталина, детское личико исказилось от
страха. Дженкс ей дороже собственной жизни.
— Нет, — возразила я. — У тебя всего
несколько лет останется, чтобы от него избавиться. И вообще это моя идея и мое
закля… мое проклятие. Я его на себя беру.
Дженкс подлетел мне к самому носу, горя крыльями и пылая
лицом.
— Нафиг! — заорал он, мне отшатнуться пришлось,
чтобы его видеть. — Он мой сын! Я беру проклятье на себя! Сам расплачусь.
Стукнула дверь ванной, и в кухню заявился Кистей — с легкой
ухмылочкой, в помятой рубахе, волосы прилизаны, щетина блестит на солнце.
Смотрелся он первоклассно, и сам это знал. Впрочем, самоуверенная ухмылка
поблекла при виде угрюмой Айви за компом, расстроенных Дженкса с Маталиной,
меня — откровенно испуганной, с переплетенными на талии руками, — и
конечно, сердитой Кери, словно снова объясняющей простонародью, что она, аристократка,
лучше понимает, в чем состоит их благо.
— Что тут было? — спросил Кист, выливая из кофеварки
все, что там оставалось, в мою здоровенную кружку.
Айви с мрачным видом оттолкнулась в кресле подальше от
стола.
Чары оказались демонскими проклятьями, они оставят пятно на
душе Рэйчел. Дженкс передумал.
Я не передумал! — крикнул пикси. — Но я скорее
фейри в зад поцелую, чем допущу, чтоб Рэйчел платила за мое проклятье.
Кистен не торопясь заправил рубашку в штаны и глотнул кофе,
оглядывая кухню, вбирая запахи и читая по ним настроения.
— Дженкс! — возмущенно сказала я и вскрикнула,
когда он подлетел к остаткам зелья и проглотил их, дергая кадыком. Маталина
рухнула на стол маленьким солнечным зайчиком — до ужаса одинокая, она смотрела,
как ее муж ставит под угрозу свою жизнь ради моей безопасности и ради спасения
их сына.
В кухне было тихо, только из сада доносились крики детишек
Дженкса, когда он с размаху бросил в тигель глухо звякнувший стакан.
