Кто-то кричал. Захлопали дверцы машин, загомонили люди. Я
повернулась к Питеру. Ох, черт.
Я попыталась пошевелиться — нога не двигалась. Успев
перепугаться, я все же решила, что она не двигается потому, что застряла, а не
потому что сломана. Ногу заклинило между колонкой переключателя и сиденьем.
Джинсы ниже колена почернели от влаги. Наверное, где-то там порез. Глаза тупо
смотрели на ногу. На голени. Порез на голени.
— Эй! — позвал добравшийся до окна человек. Он
цеплялся за пустую раму толстыми пальцами, на одном было обручальное
кольцо. — Как вы там?
Да просто в шоколаде!.. Я тупо моргала ему в лицо. Хотела
что-то сказать, но губы не шевелились. Вылетел какой-то жуткий звук.
Не двигайтесь. Я вызвал скорую, а вам лучше не
шевелиться. — Он глянул на Питера и отвернулся. Слышно было, как его
вырвало.
Питер, — прошептала я. В груди жгло, дышать нормально
не удавалось, и я дышала мелкими вдохами, силясь отстегнуть ремень. Наконец удалось,
и под крики людей, сбегавшихся как муравьи на дохлую гусеницу, я высвободила
ногу. Пока еще нигде не болело, но ясно было, что это ненадолго.
Питер, — позвала я опять, трогая его лицо. Глаза у него
были закрыты, но он дышал. Из рваной раны над глазом текла кровь. Я отстегнула
его ремень, веки у него затрепетали.
Рэйчел? — сказал он, кривясь от боли. — Я еще не
мертв?
Нет, солнышко, — ответила я, гладя его по щеке. Порой
переход от жизни к смерти происходит в один миг, но не с такими ранами, и не
когда солнце еще высоко. Его ждет долгий сон, и только потом он встанет
невредимым и жаждущим. Я сумела выдавить улыбку, сняла амулет от боли и надела
на него. У меня только в груди болело, а больше я ничего не чувствовала, все
онемело и внутри, и снаружи.
Питер был страшно бледен, на коленях у него лужей собиралась
кровь.
Все хорошо, — сказала я, окровавленными пальцами
поправляя на нем плащ, чтобы не смотреть на его грудь. — Ноги у тебя в
полном порядке, и руки тоже. На лбу порез, и грудная клетка очень пострадала.
Но через неделю ты поведешь меня танцевать.
Выходи, — прошептал он. — Выбирайся и взорви
грузовик. Черт, даже умереть нормально не могу. Не хочу гореть… — Он
заплакал, слезы промыли дорожки на окровавленном лице, — Не хочу гореть…
Мне казалось, он не выживет, даже если скорая успеет
вовремя.
— И не надо. Я не буду тебя сжигать.
Сейчас меня стошнит. Все к тому идет.
— Я боюсь, — простонал он. Воздух с бульканьем
выходил из его залитых кровью легких. Только бы он кашлять не начал…
По осколкам разбитого стекла я придвинулась к Питеру,
осторожно притянула к себе исковерканное тело.
Солнце светит, — сказала я, зажмуриваясь от нахлынувших
воспоминаний об отце. — Точно как ты хотел. Ты чувствуешь? Уже скоро. Я
буду с тобой.
Спасибо, — сказал он пугающе слабым голосом. —
Спасибо, что попыталась включить фары. Мне показалось даже, что меня как будто
стоит спасать.
У меня горло сдавило.
— Тебя стоит спасать.
Слезы лились у меня по щекам, я нежно-нежно его укачивала.
Он дышал с жуткими всхлипами — это говорила сама боль, и меня пронзило
состраданием. Он вздрогнул всем телом, я прижала его крепче, хоть и знала, что
делаю ему больно. Слезы обжигали мне руку. Вокруг шумели люди, но нас никто не
тронет. Мы отделены от них вечностью.
Тело Питера вдруг осознало, что умирает, и с подстегнутой
адреналином силой принялось бороться за жизнь. Прижав его голову к груди, я
удерживала его в ожидании судорог и зарыдала, когда они принялись сотрясать
его, будто вырывая тело у души.
Черт, черт, черт. Со мной это уже было. Почему мне выпало
это опять?
Питер затих.
Укачивая его — теперь ради себя, не ради него, — я
рыдала так, что становилось больно моим несчастным ребрам. Пусть, пусть бы
только это было правильно! Пусть не зря!
Но мне казалось, что все неправильно.
Глава 34
Рэйчел! — крикнул Дженкс; он, оказывается, тут стоял.
Руки у него были теплые и чистые, не липкие, как у меня. Подергав дверь, он
просунул руку в окно и разблокировал ее. Когда дверь открылась, я отпустила
Питера. Поджатой ноге стало вроде как холодно, я на нее глянула и
почувствовала, как голова уезжает. На штанине расплывалось мокрое пятно, а по
новенькой кроссовке бежал красный ручеек. Может, нога больше пострадала, чем
мне казалось.
Питера вытащи, — прошептала я. — Ой. Ой,
нет! — Дженкс поволок меня к двери, прочь от Питера. Подхватив меня на
руки — я его всего перемазала кровью Питера, — он отнес меня к чистому
участку холодной мостовой.
Сидя, — прошептала я, мне было холодно и голова
кружилась. — Не клади. И кнопку не нажимай, пока его не вытащишь. Слышишь
меня, Дженкс? Вытащи его!
Он кивнул, я спросила:
А где водитель грузовика? — Я вспомнила, что нельзя
назвать его Ником.
Там с ним дама в медицинском халате.
С трудом подняв руку, я стащила с шеи амулет гашения
инерции, второй из пары, сунула его Дженкеу, а он взамен дал мне пульт для
взрыва азотной системы. Я прикрыла его рукой, а Дженкс пнул амулет в ближайший
просвет в перилах, уничтожив половину улик страхового мошенничества. Дэвид с
ума сошел бы.
— Подождешь нажимать, пока я не вернусь, а? —
сказал Дженкс, покосившись на мою сжатую руку.
Не дожидаясь ответа, он бросился к грузовику, зовя пару
мужчин из толпы себе в помощь, а надо мной склонилась какая-то женщина.
— Отойдите! — крикнула я, отталкивая ее, и
узколицая женщина в фиолетовом халате медика шагнула назад.
Откуда она взялась? Еще даже сирен не слышно.
— Я доктор Линч, — сухо сказала она, покосившись
на кровь, которой я измазала ее халат. — Ну, замечательно. Похоже, у меня
пациент из категории ГБДВ.
— ГБДВ? — переспросила я, и шлепнула ее по руке —
она попыталась уложить меня на спину.
Хмурясь, она убрала руки с моих плеч.
— Головная боль для врача, — объяснила она. —
Мне нужно проверить пульс и давление крови, пока вы лежите, а потом можете
сидеть хоть до обморока, мне-то что.
Я попыталась разглядеть Дженкса у нее за спиной, но он уже
скрылся в кабине грузовичка.
— Ладно, действуйте, — согласилась я.
Она глянулана мою ногу, мокрую почта от колена.
— Здесь прижать сможете?
Я кивнула, чувствуя подступающую тошноту. Больно будет…
Задержав дыхание в ожидании боли, я позволила ей взять меня за плечи и положить
спиной на асфальт. Согнув колено, я взялась рукой за самое больное место на
ноге; разумеется, заболело больше. Пока она развлекалась, я слушала испуганный
гомон вокруг и смотрела в темнеющее небо сквозь перекрестье мостовых
конструкций, рукой обхватив ребра и стараясь не подать виду, что они
болят, — а то она и туда полезет. Вспомнив свой амулет от боли, я
понадеялась, что он хоть немного помог Питеру, когда уже ничто ему бы не
помогло. А я боль заслужила.
