— Просьба, — прошептала Айви, стоящая рядом с
упавшим на пол Дженксом. — Я прошу одолжения.
Де Лавинь с намеком на интерес коснулся целой стороны моей
шеи.
Какого? — спросил он.
Оставить ее мне. — На бледном лице Айви глаза ее
казались еще чернее. — Я это прошу как благодарность за помощь
Питеру. — Она облизала губы, руки держала вниз, не поднимая. — Я
прошу.
Де Лавинь отвел от меня глаза, и я моргнула, обнаружив, что
ко мне вернулась крупица собственной воли.
— Вот эта, — вампир приподнял мне подбородок
пальцем, — должна принадлежать мастеру, а не тебе. Пискари тебя разбаловал
сверх всякой меры. Ты — избалованное дитя, Айви, и тебя следует наказать за то,
что вышла за границы влияния своего мастера. Взять ее себе — это значит
подложить свинью Каламаку и установить хорошие отношения с Пискари.
Айви глянула на меня и отвела глаза. Я почти буквально
чувствовала, как выстраиваются ее мысли, и пульс бешено зачастил, когда ее поза
перетекла из напряженной в соблазнительную.
Помоги нам Боже, она даст ему то, что он хочет, чтобы он
оставил меня в покое. Я не могла этого допустить. Не могла, чтобы ради меня она
себя смешивала с грязью.
Но покалывания бежали по всему телу, мысли мешались, я могла
только смотреть.
Какой сладкий глоточек, — сказал де Лавинь, стоя спиной
к Айви. В его глазах мелькнуло что-то новое, и я не поняла, говорит он об Айви
или обо мне. — Волчица в овечьей шкуре, провонявшая бримстоном, но все
равно очень слабая. Я мог бы тебя убить по ошибке, ведьма. Но тебе бы
понравилось. — Он вдохнул, отбирая у меня волю. Выдохнул — и его дыхание у
меня под ухом пронзило меня желанием до сердцевины. — Хочешь вот этого?
Нет, — прошептала я. Это было легко — Айви дала мне
страх, чтобы найти в себе силы это сказать.
Но де Лавинь был в восторге.
— Нет?! — воскликнул он. Зрачки у него
расширились, покрасневшие от похоти губы изогнулись кверху. — Все страньше
и страньше.
Он пробежал пальцами вдоль моего плеча — я знала, что он
хотел бы прорезать эту линию ногтем, с болью и восхитительной кровавой дорожкой,
но которой можно пройтись губами.
Не сводя с меня глаз, он улыбнулся, показав длинные клыки.
Мысленная картинка, как они погружаются в меня, вызвала у меня дрожь в самой
глубине души. Я знала, какое это будет ощущение, и страх, что мою кровь возьмут
у меня силой, смешивался с воспоминанием о том, как это чудесно. Я закрыла
глаза, задышала часто и глубоко, борясь с ним и проигрывая ему. Де Лавинь
наклонился ближе, почти коснулся. Я почувствовала, как растет его потребность
сокрушить мою волю. На Питера ему сейчас стало наплевать — слишком я, черт
побери, оказалась интересна.
— Какая сильная воля, — сказал он. — У тебя
из души можно сознание вышелушить, как зерно.
Он двинулся, и я увидела, что Айви у него за спиной
собралась с духом. Нет, взмолилась я молча, но за меня она боялась больше, чем
за себя. Вина, стыд и облегчение заставили меня промолчать, когда она с легким
вздохом, чтобы обозначить себя, тронула де Лавиня за плечо.
Я в ужасе и восхищении смотрела, как длинная нога Айви
вдвинулась ему между ног сзади. Гибкой рукой она обвила его грудь, пальцами
играя у основания шеи. Склонив голову, она тронула ему ухо губами, и пока де
Лавинь на меня смотрел, а Айви полностью пробудила в нем голод, она шепнула:
— Прошу тебя?
У меня кровь застучала в висках, когда она взяла его зубами
за ухо и потянула.
— Я в ней души не чаю, — добавила она. — И
хочу ее сохранить такой, как она есть.
Де Лавинь отвел от меня глаза, и я ощутила, как полились
слезы, хоть вампирские феромоны и наблюдение за игрой живой и неживого
взметнули во мне либидо. Ох, как это было нехорошо!
Айви обтекла его и оказалась между нами. Расставив ноги, она
огладила вампира руками между пиджаком и рубашкой, закинула голову назад и
засмеялась счастливым смехом, шокировав меня.
— Я у тебя шрамы нащупала! — хихикнула она, и этот
звук
перешел в тихий заполненный желанием стон. Это была Айви —
и не была Айви. Игривая, чувственная, доминирующая — это
была та ее сторона, которую она не хотела раньше мне показывать. Айви, занятая
тем, что у нее лучше всего получается.
Притягательно и отвратительно было то, что я видела. И я не
могла отвести глаз, когда она склонилась губами к его шее, и у него закрылись
глаза. Он выдохнул, и руки у него дрожали, когда он взял ее за руки и опустил
их вниз.
Сегодня ночью? — шепнула Айви достаточно громко, чтобы
я услышала. А де Лавинь открыл глаза и встретил мой взгляд, блудливо улыбаясь.
Придешь с ней.
Одна, — возразила Айви, высвобождая руки, чтобы
погладить его бедро с внутренней стороны. — То, чем я хочу заняться, ее
убило бы.
Она засмеялась, и смех перешел в стон нетерпения. Этот
игривый стон желания заставил меня сжаться. Вот такой, наверное, она была все
те годы, о которых не хочет говорить, и возвращается к этому, чтобы меня
уберечь.
Господи, ну почему же моим друзьям приходится себя
продавать, чтобы мне сохранить жизнь?
Айви шевельнулась. Что она делала, мне не было видно, но у
де Лавиня глаза открылись шире. Питер зашипел, и я не удивилась угрюмому
выражению ревности на его лице. Женщина за его спиной гладила его по плечам, но
вроде бы это не слишком помогало.
— Невинность может приводить в восторг, —
мурлыкнула Айви, — но опыт… Вот поэтому-то Пискари меня так
избаловал, — сказала она, и голос ее был сильным и теплым, как летний
ливень. У меня зачастил пульс. — Хочешь знать, почему именно? Мало кто это
знает.
Де Лавинь улыбнулся:
Пискари будет недоволен.
Пискари в тюрьме, — возразила она. — А мне
одиноко.
От феромонов, которыми они оба дышали, меня кололи по всей
коже иголочки страсти. Либо я сейчас кончу на месте, либо меня вырвет. Айви
бросила Стрижа и пошла за мной, чтобы уйти от своего прошлого, а теперь снова
продает себя, чтобы меня спасти. Она думала, что я ее спасу — а я ее убиваю.
Но тут зашевелился забытый Питер.
— Де Лавинь, ради Бога, — сказал он угрюмо, и я пришла
в отчаянии при мысли о грязи, в которой барахтаюсь, о системе, в которой Айви
работает всю жизнь. — Она знает заклинания, — продолжал Питер, —
а мне так больно.
Де Лавинь перестал держать мою волю. У меня дико заскакал
пульс, и когда вампир убрал свою поддержку, мышцы хором дернулись, я обмякла и
плюхнулась на пол почти в беспамятстве.
— Для тебя, Питер, — услышала я над собой, пытаясь
просунуть под себя руки, чтобы оторвать лицо от пола.
Голова кружилась, но я уперлась руками и смогла перейти в
сидячее положение. Неживой вампир не обращал на меня внимания, его взгляд
сканировал комнату. Айви отлепилась от него и стояла у занавешенного окна,
опустив голову и стараясь успокоиться. Меня снова укололо чувство вины, и вдох
у меня получился почти всхлипывающий.
