Эпоху перемен и рыночных реформ азербайджанцы встретили во всеоружии: у них уже имелись опыт, коррумпированные связи, строгая организация, весьма значительные капиталы, а также налаженные каналы получения товара, его транспортировки и сбыта. Перестройка дала качественный толчок развитию азербайджанского бизнеса, а резкий взлет преступности внес светлую струю в традиционные рыночные отношения. Наезды, «крыши», рэкет, разборки, дележка территорий, возросшая и ставшая агрессивной продажность чиновников и милиции, широкие возможности быстрого обогащения способствовали криминализации азербайджанских торговых группировок, круг интересов которых постоянно расширялся, и основные, порой сказочные состояния уже сколачивались не на цветах, а на наркотиках.
Этот бизнес начали понемногу разрабатывать еще в далекие шестидесятые годы выходцы из расположенного на границе с Ираном Ленкоранского района. Во главе группы начинающих наркодельцов стояла одна из талышских семей в захолустной ленкоранской деревне. Довольно долгое время в качестве довеска к помидорам и персикам на московский рынок поставлялись небольшие партии наркотиков растительного происхождения из конопли и опийного мака. Правда, и круг покупателей был довольно узок — анаша и опий продавались только землякам в Москве, уголовникам да некоторым представителям артистической богемы.
В семидесятые годы к первоначальному набору из анаши, маковой соломки, опия-сырца и марфушки ленкоранцы добавили торговлю кодеином и другими наркосодержащими лекарственными препаратами. Широкие слои населения с наркотиками в то время еще не были знакомы, но в определенных кругах их потребление уже приобретало катастрофические размеры, однако по-настоящему прибыльным этот вид бизнеса стал только в годы горбачевской перестройки. Московский Черемушкинский рынок превратился в Мекку стремительно растущей армии наркоманов, и уже после него наркоторговля стала растекаться по остальным московским рынкам.
По примеру ленкоранцев и их соседей масалинцев остальные азербайджанские группировки также стали осваивать торговлю анашой и маком. В конце восьмидесятых группировка из Гянджи перешла на торговлю сильнодействующим синтетическим наркотиком внутривенного пользования — метадоном, или лошадкой. Однако позиции ленкоранцев были непоколебимы, к тому же они достаточно быстро сообразили, что торговать синтетическими наркотиками гораздо удобнее и прибыльнее, и наркота уже полнокровной рекой потекла в Москву.
Вскоре ленкоранская мафия отобрала у гянджинцев метадон, зато допустила другие группировки к торговле растительными наркотиками. На сегодняшний день азербайджанцы, в основном же ленкоранцы, контролируют поставки растительных наркотиков не только из Азербайджана и Ирана, где у них много родственников, но и из других стран СНГ. Они же организуют производство наркотиков на Украине, откуда конопля и мак доставляются в Москву русскими и украинскими женщинами под присмотром сопровождающих азербайджанцев. Но и это не все. Ленкоранские наркодельцы уже давно финансируют научные разработки по производству новых синтетических наркотиков.
В настоящее время азербайджанские, и прежде всего ленкоранские, группировки продают нарковещества более чем восьмидесяти наименований. Они давно уже не имеют серьезных соперников не только в Москве, но и во многих городах России, и появление на наркотическом рынке столь серьезного конкурента, как сын вице-губернатора Краснохолмской губернии, было для них весьма нежелательным.
М-да, над этим стоило задуматься, пожалуй, раньше. Группировка, которая поставила Бая краснохолмским резидентом, еще могла мириться с Ником, пока его колеса расползались только по Краснохолмскому региону, но когда он попытался наводнить более дешевым экстези элитные ночные клубы и дискотеки Москвы, это не могло не вызвать ответной реакции со стороны уже осевших в российской столице наркодельцов. Правда, опережающий ход, убийство Бая, сделал все-таки Похмелкин. И то, что сейчас закрутилось вокруг этого убийства, и более того — что еще закрутится, уже не оставляло надежды на то, что все-таки удастся вытащить Пианиста живым и отправить его в Москву.
Что касается Вассала… О нем Сергачев старался даже не думать. Знал, гаденыш, на что шел, когда увозил вконец потерявшегося Пианиста в Краснохолмск.
Не очень-то надеялся вытащить Чудецкого живым и Агеев, также затерявшийся в толпе зевак, которая колготилась позади милицейского оцепления, задача которого сводилась к тому, чтобы не допустить слишком агрессивных эксцессов со стороны подогретых халявной наркотой краснохолмских наркоманов. Майора Шматко среди этого скопища явно растерявшихся милиционеров не было, зато выделялся уже знакомый Агееву рослый старший лейтенант, охрипший от гортанного ора, который он же сопровождал трехэтажным, но довольно примитивным матом.
— Вот же сука рваная! — пробормотал довольно невзрачный мужичонка, не сводивший глаз с блюстителя порядка. — Сам же, с-сучара поганая, жирует на этой наркоте — и сам же…
Замолчал, покосившись на повернувшегося в его сторону мужика, и сплюнул себе под ноги.
— Неужто такая гнида? — подыграл ему Агеев.
— А то! — отозвался мужичонка, видимо нашедший в Филиппе заинтересованного слушателя. — Его же на Центральном рынке каждая собака знает.
— Так, может, служба такая? — отозвался Агеев.
Мужичонка как на умственно отсталого покосился на незнакомца, который вдруг заступился за мента, которого «знал весь Центральный рынок».
— Ага, служба, — через губу процедил он. — Азеров защищать да разборки разводить, когда те борзеть начинают и вместо мацанки нашим пацанам беспонтовку продают?
— Неужто на продавцов работает?! — Агеев даже разинул рот.
Вместо ответа последовал еще один презрительный плевок под ноги. Чувствовалось, что и этому мужичку бдительный старший лейтенант насолил предостаточно.
— Слушай, а его не Танюшкиным кличут? — поинтересовался Агеев, кивнув на старшего лейтенанта, который не выпускал из своей лапищи увесистый «демократизатор», время от времени помахивая им перед носом особо настырных крикунов, требующих от властей «законности, правопорядка и восстановления конституционных прав человека». — Я вроде бы с ним на рынке столкнулся как-то, и он представился, если, конечно, мне память не изменяет, старшим лейтенантом Танюшкиным.
— Хренушкиным! — язвительно процедил ненавистник продажных ментов. — Это Егор Чумаков, по прозвищу Чума. А представиться он Степкой Ванюшкиным мог. Такой коз-з-зел, с-с-суча-ра беспардонная!
«Сучара беспардонная» — это хорошо, отметил Агеев, однако вслух спросил:
— Что, тоже приходилось сталкиваться?
— Жили когда-то в одном дворе. А теперь он кум королю и сват министру. На свою зарплату при неработающей бабенке и дочери, которую умудрился воткнуть в частную школу, подкопил деньжат на трехкомнатную квартиру в новеньком элитном доме, что рядом с цирком, да новенький «фольксваген» купить, который тысяч на двадцать пять тянет.
Он покосился на соседа, не слишком ли разоткровенничался с незнакомым человеком, и, сплюнув в последний раз под ноги, стал продираться сквозь толпу к автобусной остановке.
