Наташа молча кивнула.
— Вот видишь? А теперь нам и Юльку выручать как-то надо. А это нелегко. Вот скажи, ты ее подруга или вы просто так, приятельницы и не больше?
— Была подругой, это точно. Но теперь, после этого… не знаю. Что-то в душе повернулось. Но, наверное, хотелось бы остаться… Я ничего не знаю. Или еще не знаю, у меня в голове полный сумбур.
— Это понятно, — улыбнулся Турецкий. — Так вот, если очень хочешь остаться для нее близкой подругой, ты должна будешь дать нам клятвенное слово, что выполнишь нашу общую просьбу. Если хочешь, даже приказ, и пусть это тебе не покажется неожиданным. Ты готова?
— А что я должна сделать? — уже с беспокойством спросила она.
— Тебе это сделать будет совсем не трудно. Так даешь слово? Или заканчиваем разговор? Ты взрослый человек или еще ребенок, как моя Нинка?
— Взрослый. — Она настороженно улыбнулась, словно ожидая какого-то подвоха.
— Так даешь?
— Даю. — Она решительно кивнула.
— Тогда запомни крепко-накрепко: ни словом, ни полсловом ты не скажешь Юлии ничего из того, что ты здесь слышала, о том, что с тобой происходило и еще происходит, и ничего не знаешь, что произошло с ней. Ни-че-го!
— Что, и все? — удивилась она. — А я думала…
— Вот и умница. Думать надо обязательно. Но только в жизни бывают ситуации, когда за слабого человека обязан думать сильный, ты понимаешь? И потом, даже самый красивый и самый сильный, как ему кажется, человек способен на слабость, думая, что ничего страшного, пронесет. Нет, милая, не проносит. И чаще всего очень плохо кончается. Я понятно изложил нашу общую просьбу, ребятки? — обратился он к коллегам.
— Лучше не скажешь, — ответил Филя и посмотрел на Наташу.
А та смотрела на него, и губы ее тронула совсем легкая, почти незаметная улыбка. Но он-то заметил. Потому что после этого у нее губы самопроизвольно вытягиваются в трубочку, как бы посылая воздушный поцелуй. Но губы не вытянулись, потому что девушка сказала:
— Я обещаю молчать. За меня можете не беспокоиться. Я даже и не знаю, чем смогу отплатить за ваше добро…
— Это очень просто, — усмехнулся Турецкий, — всегда оставайся самой собой. А на Дальний Восток мы, я не исключаю, можем полететь вместе. Нинка просится, а я уже сегодня пообещал. Так что будешь ты у нас под крылом. С родителями-то хоть говорила?
Наташа мелко затрясла головой из стороны в сторону.
— Боюсь…
— Не страшно, научим… — весело сказал Турецкий и уже серьезным тоном добавил: — Все, поговорили, начинаем работать. Сева, я хочу подъехать в МУР и посмотреть все материалы. Не сделали ли мы где-нибудь случайной ошибки. Ты — координатор. При нужде подключайся к ним. Филипп — по коням. Николай — в качестве поддержки. Девочкой ни в коем случае не рисковать. А по… ну, вы меня поняли? Как только придут материалы из Германии, я имею в виду — по Англии, ставим вопрос кардинально. Ко мне что-то есть?
— Нет, — вразнобой ответили трое, поднимаясь.
— Дайте мне вашу лапку, Наташенька. — Он аккуратно поднес ее пальцы к губам, чмокнул и подмигнул. — Все будет хорошо.
И, прихватив папку с бумагами, пошел к двери, от нее повернулся и еще раз подмигнул Наташе.
— А что, — с интересом спросил Филя, критически разглядывая смущенную девушку, — тебе довольно часто генералы ручки целуют? Не смущайся, все правильно. Сиди тут, а я буду звонить. Ты тоже позванивай родителям, интересуйся, не было ли звонков, обо всем сразу докладывай Севе. Всеволоду Михайловичу. А я буду с ним на постоянной связи. Сев, если у нас затянется, накорми обедом, ладно?
— Да уж, наверное, я сам бы не догадался. Хватит трепаться, валите отсюда!
И Филипп с Николаем со смехом покинули помещение агентства.
3
— Ну, кто мне звонил? — спросила Наташа, входя в квартиру. — Папа, мама, познакомьтесь, пожалуйста, это Филипп Кузьмич, мой личный телохранитель! — Последнее она произнесла даже отчасти с вызовом, вот, мол, смотрите, какая я!
Родители Филе понравились с первого взгляда — простые, нормальные люди, которым не исполнилось еще и пятидесяти лет, почти его ровесники. Отец — Евгений Симонович, работал бухгалтером в небольшой фирме, мать, как уже говорила Наташа, — учительницей в школе. Нормальная трудовая семья. И дочь они воспитали в тех же традициях: уважения к труду, обязательности и чистоплотности и духовной, и физической. Поэтому Наташа еще на лестнице быстренько меняла свой наряд, входя в квартиру. Нормальная юбка, кофточка, все — неброское, недорогое. Но ведь хочется же чем-то выделяться, особенно когда у тебя фигурка на загляденье, ноги, что называется, от ушей и смазливое личико натуральной блондинки. Но, судя по неброской также и обстановке в двухкомнатной квартире, нарядами своими Наташа особо похвастаться не могла. Ну, разве что эти шортики с кружавчиками. Но дома она в них не появлялась, побивалась негативной реакции мамы, строгая все же.
Они смотрели на Филю с явным недоумением: телохранитель? С какой стати?
И он взял объяснение, как договорились еще в машине, на себя. Причина была проста и неприятна, к сожалению. Наташа стала невольной свидетельницей уголовного преступления, но ее заметили сообщники преступников и теперь наседают, требуют, чтобы она отказалась от своих показаний, угрожают. Но в настоящее время уже разработана, а в особых случаях применяется система физической защиты свидетелей, и он — Филипп Кузьмич в данном случае осуществляет охрану. Родители верили слабо, да и внешний вид у Фили не был впечатляющим. Значит, оставалось надеяться, что ничего не случится. А телохранитель? Странно…
Филя не стал возражать, он просто предъявил им свое удостоверение, на котором была его фотография в военной форме и с погонами капитана и вид был залихватский. Оставалось верить, тем более что имелся для проверки и телефон частного охранного агентства «Глория». Словом, поди разберись с этими судебными сложностями.
Наташа ушла в свою комнату, чтобы переодеться в домашнее, и мать отправилась за ней.
— Да кто он такой? — не могла она поверить сказанному.
— Ма, тут днями, когда я поздно возвращалась от Юльки, ну, помнишь? На меня какой-то гад напал, уже у нас во дворе. Только ты никому, даже папе не говори. А Филипп Кузьмич его так отделал, что того увезли в больницу.
— А-а-а, так я же слышала разговоры на улице, будто кто-то кого-то… Значит, это с тобой? А чего молчала?
— А меня попросили пока не распространяться, пока они на преступников не выйдут. И вот теперь, кажется, вышли. Но ты молчи. А кто с работы звонил? Вот недавно.
— Незнакомый мужской голос, довольно грубый. Я подумала, что это какой-нибудь санитар. Сказал, прямо как приказал, что, когда ты вернешься домой, чтоб сразу в клинику мчалась. Там запарка, сестер не хватает.
— Ну, понятно, это бывает, — кивнула Наташа. — Но я поеду только в том случае, если прикажет Сорокин. А нет — и не подумаю.
