— Если ты позволишь?..
— Иришка, с каких это пор я тебе должен что-то позволять? — прямо-таки изумился он. — Ты меня удивляешь своим зрелым профессионализмом!
Ну, пусть перебрал немножко с оценкой зрелости Александр Борисович, сшил, так сказать, жене шубу на вырост. Так ведь для пользы дела, однако, как заметил бы «герой чукотских сказаний» Иван Иванович Рультатыгин.
— Хорошо, милый, спасибо. Твоя похвала особенно приятна. Для краткости: я предложила бы подумать, как подключить к делу… только не удивляйся, пожалуйста, ладно?.. Нинку.
— Кого?! — Турецкий онемел.
— Кого слышал, Шурик… — В голосе Ирины скользнула нотка грусти. Она решила, что поторопилась.
Александр сидел на диване, сосредоточенно глядя на жену и не видя ее, словно смотрел сквозь нее, на стенку за спиной Ирины. И вдруг лицо его прояснилось. Он медленно раздвинул губы в такой привычной для него, особенно в последние месяцы, наглой, снисходительной ухмылке. А потом ринулся к жене, схватил обеими ладонями ее щеки, сжал и влепил такой поцелуй, что она подумала, будто это стены вокруг нее рухнули.
— Гений! — заорал он, продолжая ее целовать. — Ах, какая молодчина! Ирка, да мне бы никогда и в голову не пришло такое!.. Слушай, ну-у… Невероятно!..
— Ты думаешь?.. — с трудом выдавила она.
— Да чего тут думать?! Это же элементарное решение всех вопросов!.. Значит, так… — он отпустил наконец ее лицо, откинулся на спинку дивана. — Ага, ага… Правильно… А потом?.. Ты абсолютно права, знаешь ли, дорогая? Мне очень завидно, что такая гениальная в своей простоте идея заглянула в твою головушку, а не на мой чердак… — Он постучал себя по темени согнутым указательным пальцем. — А как ты хочешь их свести? Что-нибудь связанное с дизайном? У Нинки же, помнишь, были склонности, да? Ты это имела в виду?
— Ну, Шурка, нет, это все-таки ты у нас гений, — не скрывая зависти, сказала Ирина. — Я еще не додумалась как, а у тебя — готовое решение!
— Ну не надо, что ты!.. — кокетливо ломаясь, изогнулся он и засмеялся. — Не надо о гениальности! А то будет как у кукушки с петухом… Нет, в самом деле, — уже деловым тоном продолжил он, — только нужно будет с Нинкой очень ответственно обсудить ситуацию. Может быть, нам вдвоем, а может… и тебе одной. Нюансы всякие, да?
— Шурка, ты даже не представляешь, как я счастлива… — тихо ответила она.
— Ир, ты меня прости, — серьезно сказал он.
— О чем ты говоришь, милый… Я ж тебя люблю.
— Я знаю… Ну, где ж наша Нинка? Она когда обещала вернуться домой?
Из прихожей донесся хлопок закрываемой двери, а затем и звонкий голос:
— Родители! Ау!
В театре это называется: вошла на реплику! В самый раз! Ирина вскочила как ошпаренная.
— Ну вот! — суетливо оправляя на себе одежду, округляла глаза Ирина. — Мы здесь, дочка!.. А ты боялся… — с укором бросила мужу.
Турецкий расхохотался и на недоуменный взгляд жены, все еще давясь от смеха, произнес с трудом:
— Ты сказала последнюю фразу из очень неприличного анекдота…
Она посмотрела на него как-то искоса и с явным сомнением в его нормальности, но и сама не выдержала, фыркнула, засмеявшись, и кокетливо потупилась.
— Ну, ты хоть расскажешь?
— Обязательно! — он сделал тоже «огромные» глаза. — Даже покажу.
В комнату ворвался «великовозрастный» ребенок. Нинка бросилась обнимать маму, затем отца, будто не один день, а сто лет не виделись.
Дочь заметно подросла, почти догнала мать, а ведь у Ирины рост сто семьдесят три. Только Ирина уже остановилась, а Нинке еще расти и расти. Скоро и отца догонит. А что делать, взрослая девушка, без каких-то копеек шестнадцать. Уже два года паспорт таскает. И все-таки ребенок. Мастью — в отца, а симпатичной мордашкой — определенно в мать. Такая же шикарная шатенка. Красивой будет, ох, Турецкий, и не представляешь, какое тебе беспокойство!..
Пока дочь мыла руки, Александр сказал:
— Но все, что мы с тобой решили, возможно лишь при одном условии, ты понимаешь?
— Естественно, Шура. Форсировать ничего не нужно, может, у них и так обойдется. Но меня, честно говоря, смущает одно обстоятельство.
— Какое?
— А ты разве сам не помнишь? Вернись на минутку в парк Сокольники и вспомни, какое у тебя было настроение, когда этот Осипов уговаривал тебя помочь ему? Вот мне очень интересно, что ты сейчас скажешь?
Турецкий задумался, глядя на жену. Потом усмехнулся.
— Ну? — нетерпеливо спросила она.
— Увы, Ирка. Ни о чем сейчас, кроме тебя, не могу думать. Пробую, а перед глазами… это, ты понимаешь, о чем я?
И Ирина вдруг жутко, просто невероятно покраснела.
— Шурка! — плачущим голосом воскликнула она. — Какой ты дурак, Турок! Ну за что мне?!
— Родители, вы опять ссоритесь? — закричала дочь из ванной.
Смотри-ка ты, занимается своим делом, а уши — ого-го! На глазах растут!
— Успокойся, — почти простонала Ирина, — родители мирятся…
«Ребенок» злорадно захохотал.
— Это она — вся в тебя! — Ирина ткнула пальцем в мужа.
— А я разве отказываюсь? — Он притянул ее к себе, погладил по спине и после паузы добавил: — Я знаю, о чем ты спросила… Да, я не мог тогда отделаться от ощущения, что у девочки этой не все так просто, как представилось тому же Филе. Но пока у нас нет на руках никаких конкретных фактов, кроме собственных догадок, ничего умнее элементарных житейских советов мы с тобой им дать не можем… Или очень хочется?..
— О, обнимаются! Скажите, какие нежности! — Это Нинка вошла в комнату. — А меня кормить когда-нибудь будут?
— Будут, все будут… — сказала Ирина. — Шурик, пусти. Я верю почему-то твоей интуиции.
— Ну тогда иди и корми дочь.
Он внимательно посмотрел на жену, подмигнул едва заметно. В глазах Ирины возник вопрос. Александр медленно кивнул.
— Давайте, девочки, дуйте на кухню. А я все-таки сделаю один необходимый звоночек и подрулю к вам. Есть не хочу, но чайку с вами попью обязательно. У нас же еще осталось ореховое варенье! Как, господа юристы, не возражаете?
— А ты что, уже твердо решила? — Ирина посмотрела на Нинку.
— Я бы сказала, в стадии… Подумайте.
— Вот и подумайте, — словно обрадовался Турецкий, — а я пока тоже посоветуюсь… по нашему делу. По-моему, я не полностью проинформировал профессора, тебе не кажется, Ириш?
— Ты, как всегда, прав! — она развела руками и обняла дочь за плечи. — Пойдем, не будем папе мешать.
— Поразительно! — воскликнул «ребенок». — Невероятное единодушие! Может, что-то в лесу сдохло, пока меня дома не было?
