– Знаешь, чего я хочу? – и на ее вопросительный взгляд объяснил: – Чтоб мы потом с тобой сели и написали письмо Полине Захаровне и Лане. Немного, только самое главное. Что-нибудь вроде… Дорогие… сообщаем вам, что дело о трагической гибели вашего сына и любимого человека фактически расследовано и передается в суд для вынесения справедливого приговора убийцам. Доброе имя Андрея восстановлено, о чем вам официально сообщит его высокое армейское начальство вместе со своими глубокими извинениями за нанесенную вам по вине нерадивых чиновников обиду. Похоронит Андрея военное ведомство там и тогда, где и когда вы укажете. Вы получите также положенную в таких случаях денежную компенсацию. К сожалению, сына мы вам вернуть не можем, примите наши самые сердечные соболезнования. «Глория», Турецкий… Что-нибудь в этом роде…
– Ты… серьезно?! – изумленно спросила она и даже остановилась.
– Я похож на выдумщика?
– Но ведь только что…
– Да я и сам удивляюсь… Наверное, мне здорово помогла одна фея.
– Катюша, ты слышишь? – растерянно воскликнула Майя, оборачиваясь. – Саша говорит…
– Слышу и ушам своим не верю…
– Достали, значит? – спокойно спросил Вячеслав.
– А куда денутся. Мы с Игорем Паромщиковым. Не помнишь такого?
– Это с Мясницкой, кажется? Вы же с ним ЗГВ потрошили?
– Он самый. Обвинительное заключение уже у прокурора.
– Значит, все-таки убийство… как у них все просто… будто по заказу?
– Да, дорогой Вячеслав Иванович.
– Ну, вы молодцы! А я там с военкоматом маленько разобрался, расскажу. Представляешь, торговлю «живым товаром», призывниками, устроили, сукины дети. Но у вас тут – просто рекорд, Саня, я таких скоростей давно не помню.
– Он говорит, фея какая-то помогла, – с улыбкой сказала Майя.
– Ага, у нее, наверное, коса еще до этой… до самой, – засмеялся Грязнов.
– Фу, хулиганы! Нет, вы – еще мальчишки, я все больше убеждаюсь! – засмеялась Майя. – Она качнулась к Саше и сказала только ему, почти из губ в губы: – А почему ты сказал слово «потом»?
– Потому что еще до того – понимаешь? – я должен почувствовать на своей шкуре всю жаркую жажду твоей мести. Припасть к ее роднику, извини за… – хотел сказать «банальность».
– Говори, говори… Я вдруг поняла, что должна хотя бы еще раз тебя увидеть, чтобы после ни о чем и никогда уже не жалеть… Я ненормальная?
– Родники могут только исцелять… – ответил Турецкий не столько ей, сколько самому себе. И в оправдание, и в назидание. И запел, глядя в золотистые глаза Майи: – «Родники вы мои, родники… золотые мои, серебряные…»
