Аля, успел заметить Турецкий, отреагировала едва заметной, скользнувшей по пухлым губам, усмешкой. Значит, главная военная прокуратура уже была в курсе. Возможно, и сама двигалась тем же путем.
Надо понимать, что, по мнению женщин, оставалась теперь самая малость: найти то кафе, узнать, кто конкретно отправил письмо, найти отправителя и выяснить, от чьего имени он действовал. Просто? Конечно, а как же? Но если подумать серьезно, то фактически они имели на руках уравнение со всеми неизвестными. Нет, одно все-таки известно: Мытищи. Ну, и что? Прямых данных о солдате нет. А по каким же косвенным признакам они собирались его вычислить? Говорят, Интернет всесилен, ну, и где его сила?
У самого Турецкого оставалась только одна надежда – на Макса. Тот один был способен сделать то, о чем не могли бы и помыслить все остальные, вместе взятые. Но Макс пока молчал, а дюжина его «компов» гудела и пыхтела, вероятно, от мыслительного перегрева.
Теперь хорошо было бы отвлечься от беседы с дамами и перекинуться впечатлениями с Алевтиной. Ну, то, что отыскали компьютерщики из Комитета матерей, наверняка имеется уже и в военной прокуратуре. Но дальше-то что? Следственная группа Паромщикова пытается «прочесать» Мытищи в поисках исходного кафе? Работенка-то не для ленивых. И если сам Игорь Исаевич пока помалкивает, значит, они тянут пустышку за пустышкой. Если еще тянут… И что теперь, в этой ситуации, предпринять Турецкому? Дать каждой из сторон возможность отличиться, а потом сорвать, перехватить их результат? Может быть, конечно, и такой ход. Это значит, сперва надо выяснить, кто конкретно занимается поиском, и затем сесть тому на «хвост». До приблизительного результата.
Самый простой вариант. Но, мягко выражаясь, мало пристойный. Особенно, для Турецкого. Это уж пусть военная прокуратура пускается во все тяжкие, если иначе не может…
Да, дело пока не просматривалось… Скорее всего, до того момента, когда Макс вылезет из берлоги и, стряхивая с бородищи крошки от чипсов, пробубнит что-нибудь, не совсем вразумительное: это и будет предложением войти в его святая святых. Наверное, так и следует пока поступить, не обещая скорых результатов, но, заключив договор на проведение расследования и, в общих чертах, обозначив сроки. То есть, соблюсти необходимые формальности, но и не связывая себя предварительно по рукам и ногам. Раз этого так хочет Костя.
Основные пожелания, в принципе были высказаны, кофе выпит, но женщины, словно бы никуда не торопились. Такое ощущение складывалось, что им есть еще много чего сказать, но они как-то не решаются, что ли. А может быть, для более откровенного разговора, а не чисто формального, касающегося только конкретного дела, им не хватало какой-то непринужденности, большей легкости? И настораживали слишком уж серьезные лица Голованова и Демидова? Мужики-то ведь исправно играли роли вдумчивых сыщиков. Даже не пошутили ни разу. Кстати, и сами «клиентки», представлявшие Комитет солдатских матерей, больше выглядели не этими самыми, заботливыми и несчастными мамашами, а слишком официальными лицами. Этакими облеченными общественным доверием деятелями, назначенными на высокие, прямо-таки государственные посты. С ними бы по-человечески поговорить, а не обкатанными канцелярскими формулировками. И тогда Турецкий решил немного разбавить серьезную и даже несколько напряженную атмосферу.
– А вы знаете, девушки, – сказал он попросту, поскольку по возрасту обе они годились ему в младшие сестры, – я сегодня успел побеседовать и с главным военным прокурором, и в военной прокуратуре побывать, у Паромщикова. Это, кстати, можете поверить, очень опытный следователь, с которым мне десяток лет назад довелось поработать. В Германии. Когда войска наши на Родину возвращались. И, доложу вам, если б не его жесткий, неуступчивый характер и железная убежденность в правоте закона, мы мало чего добились бы. Да и угрозы были те еще! Со всех сторон сыпались. Должен сказать, Москва тогда железно держала оборону. Ничего, выстояли, выжили, как видите… Это я к тому, что и с вами ничего не случится. Вы, вижу, умные, настойчивые, и, ко всему прочему, что также очень важно, очень милые и симпатичные девушки! Ни черта они с вами не сделают, зубы поломают…
И все засмеялись, словно почувствовав облегчение.
– Нет, я вам скажу, все-таки военная прокуратура, это… – откровенно поморщилась вторая дама – Князева.
Она тоже была совсем не старой, но, в отличие от представительной Царицыной, этакой дамы в теле – явно на любителя монументальных форм, – худощавой, как девушка-подросток. И какая из нее мать? Больше чиновница, недаром же финансами ведает.
– А что вы имеете против нее? – улыбнулся, чтобы окончательно растопить лед неудовольствия, Турецкий. – Люди работают сутками напролет, не щадя живота своего, между прочим.
– Все оно, наверное, так, – неприятным голосом продолжила Князева, – но у нас с ними вот уже который год никак не устанавливается нормальный рабочий контакт. Они словно не желают слышать голос справедливости. Их совершенно не волнует, о чем думают и почему страдают солдатские матери. А судьбы наших детей их не интересуют… В чем заключается главная цель их службы? Наказать нарушителя дисциплины – разве не так? И это – их максимум. Они нередко даже и не пытаются разобраться в истинных причинах подобных эпизодов…
Было понятно: «девушка» тоже привыкла формулировать мысли в стиле модных слоганов. Можно себе представить, какой накал приобретали, к примеру, ее разговоры да хоть бы и с тем же Паромщиковым, – одни голоса чего стоят!
– Все, о чем вы говорите, уважаемая, – Турецкий взглянул на визитку Князевой, – Галина Константиновна, вполне может иметь место, как выражаются бюрократы. Но прошу вас учесть одно немаловажное обстоятельство! Суть вопроса несколько в ином, как мне кажется. Впрочем, возможно, я не прав, убедите меня. Дело в том, что на военную прокуратуру постоянно давит свое же армейское руководство, полагая, что она у него – карманная. А ведь это далеко не так. Конечно, если вы станете активно возражать против моего предложения сотрудничества с ними, мне придется привести еще более веские доказательства того, что иначе просто и быть не может. Потому что я абсолютно уверен: успеха мы достигнем лишь в том случае, если станем действовать рука об руку. Все вместе. Вы, к слову, тоже. Вот вы считаете главным – найти несчастного парня и крепко наказать его обидчиков, правильно?
– Разумеется! – эмоционально откликнулась, сверкнув глазами, Царицына.
– Ну, представьте себе, что мы его нашли. Прямо завтра. А дальше что? Кто будет наказывать виновных? Вы, что ли? А как? Пойдете с развернутыми знаменами и громкими лозунгами? Станете теребить родителей преступников? Прессу поднимете? Ну, покричат. Еще одна комиссия образуется – по изучению вопроса. Мы, – Турецкий обвел рукой присутствующих, в том числе, и Алю, – я хочу сказать, наши сотрудники еще не растеряли навыки профессионального уничтожения врага, чему были отлично обучены в спецназе. Но правильно ли это? И разве самосуд, вообще, допустим? Мы можем только констатировать факт. Вынести его на поверхность и доказать, что все, написанное в письме – не вранье и шантаж, а чистая правда. Не больше! Наказание виновных – это прерогатива государства. Точнее, суда. И, значит? Я вас уверяю, дорогие девушки, – он снова широко улыбнулся, – что все материалы, которые нам удастся добыть, мы просто обязаны будем по закону, – чтобы самим не совершить преступления, – немедленно передать в следственные органы, то есть, в главную военную прокуратуру – по принадлежности. Речь ведь идет о военнослужащем. Вот это и будет нашим практическим результатом. Но вы, полагаю, должны постоянно оставаться в курсе буквально каждого нашего шага. Если пожелаете, конечно.
