Разумеется, Дудкин знал, о чем сейчас идет речь, с утра – суматоха в министерстве. Пресса перепечатывает солдатское письмо из Интернета, комментирует, звонят все телефоны, бесконечные запросы и вопросы, будь они неладны! Никто ничего, естественно, не знал толком, хотя задания в соответствующие службы были розданы немедленно. Знали же, что нынешний министр из «лубянских» служб, а там это дело очень даже уважали и ценили. И, тем не менее, встречными вопросами генерал не торопил министра. Пусть выскажется. Хотя и так ясно, что он скажет. Ну, конечно, мировое общественное мнение! Совет Европы! Права человека!.. Как давно все это уже надоело… Армия есть армия, и не хрен в ней церемонии разводить! Придумали еще с этим… с Интернетом! Это ж только вообразить! Всякий, кто хочет, выходит, может теперь обос… своего командира?! И ничего ему за это?! Доигрались с демократией, мать их!..
Ах, ну да, как же, как же! Все те же вопросы, запросы, Страсбургский суд по правам человека!.. Комитет солдатских матерей!.. Так этих же б… на пушечный выстрел нельзя к воинской части подпускать! Да кому теперь до этого дело?… Развалили армию… и такую армию!.. Только и осталось Григорию Павловичу, что молча ностальгировать теперь по ушедшим годам славы и величия…
Риторические вопросы министра, собственно, никакого конкретного ответа от помощника и не требовали: за Интернет, или как там его, отвечала определенная служба, так пусть же сама и отвечает. Выясняет, что, кто, да откуда. У них там шустрые ребятки сидят, вот пускай и пашут. Главное, что указание отсюда последовало вовремя, ни минуты проволочки. Все по-военному: ать-два! Неизвестно, правда, как там они сумеют разобраться, но раз приказано, им деваться некуда. Есть у них какие-то свои приколы, как говорится. В сложных вопросах мировой электронной сети генерал Дудкин не «просекал», да и не стремился к этому, уже в силу одного своего возраста, стремительно приближавшего его к долгожданной пенсии и новым перспективам в личной и частной жизни. В армии каждый должен четко знать свое место и содержать его в полном порядке, вот тогда и будет армия, а не стадо этих…
– Ну, хорошо, – сказал, наконец, министр, выразив тем самым свое мнение по поводу того, что помощник понял все правильно и может быть пока свободен.
Григорий Павлович четко кивнул и, повернувшись кругом, вышел из кабинета, усвоив только то, что через несколько минут сюда, на Арбат, прибудет военный прокурор, и его надо пропустить вне очереди. Поскольку очередь-то все-таки была. Но больше не по армейским делам, а по тем, которые курировал военный министр уже в качестве заместителя председателя правительства. Торопятся? Ничего, подождут. Есть дела и поважнее…
Узнать, что ли, появились ли новости по этому… Интернету?… Сами позвонят… нечего баловать вниманием.
Выходившему из кабинета министра генералу почему-то пришла на ум картинка из сериала, который смотрел вчера вечером, поздно уже, после ужина. Это про Понтия Пилата, которого совсем старый уже артист Кирилл Лавров играет. А почему вспомнилось? Да вот же до сих пор никак не мог ответить себе на вопрос Павел Ефимович. И вопрос не то, чтобы сложный, а ничего не говорится, ни в кино, ни у писателя, чтоб стало совсем понятно. Речь вот о чем.
Ну, когда Пилат, стало быть, поручил начальнику своей тайной службы Афранию, убрать Иуду, который выдал священникам самого Иешуа, – то есть, надо понимать, Иисуса Христа, а как же, все на это дело указывает, – он потом в качестве награды, – так у них в ту пору принято было награждать, – подарил перстень. Как бы орден вручил. Все путем. Большой перстень и, значит, дорогой. А этот Афраний, выйдя уже на лестницу, посмотрел на перстень, да и выбросил его к едреной матери. Вот почему? Он же приказ выполнил? С порученным делом справился. Ну, как бы директор ФСБ выполнил личное поручение президента, а потом взял, да и выбросил орден, к примеру, «За мужество». С какой стати? И, значит, чего же тогда получается? Убрать предателя – неправильно? Или перстень тот был хоть и большим, но фальшивым? Ничего понять нельзя.
Григорий Павлович потом, когда кино кончилось, нарочно к дочке в комнату пошел, книжку нашел эту – про мастера и Маргариту, специально нужное место отыскал. Прочитал два раза, а снова ничего и не понял. А если непонятно, то зачем писать? И показывать? Утром дочку спросил, – умная, юристка, в прокуратуре работает, – а та отмахнулась: мне б, сказала, папуньчик, твои заботы! Там моральная сторона… Вот так, отмахнулась и не стала объяснять дальше свою точку зрения. У них же ни черта не поймешь, у этого нового поколения. Да и мораль своя какая-то – шиворот навыворот… Ох!.. Вздохнул генерал. Эти-то – ладно, они молодые. А вот когда солдаты заговорили о морали, тут, считай, вовсе гиблое дело… И по ТВ только об этом и талдычут…
– Вам придется немного подождать, – строго предупредил Дудкин поднявшегося ему навстречу молодого человека с надменным взглядом – из тех, небось, что знают себе цену. Ничего, и не такие ожидали своей очереди. – У министра сейчас ответственный телефонный разговор, а затем будет короткое, важное совещание. Я полагаю, минут двадцать у вас есть. У нас отличный буфет. Господа, – повернулся он к остальным, – это вас тоже касается.
Вовремя предупредил. Едва народ поднялся, в приемной появился озабоченный Федоровский, главный военный прокурор – в мундире и с черной папкой в левой руке.
– Здравия желаю, Григорий Павлович, – негромко произнес он, легко коснувшись кончиками пальцев козырька своей фуражки и снимая ее, чтобы оставить на вешалке. – Как? – он кивнул на двери кабинета.
– Прошу, вас ждут, – ответил Горленко и сам открыл прокурору дверь. У генералов своя система взаимоотношений.
Кто-то узнал Федоровского, шепнул соседу, и народ оглянулся, а затем потянулся в буфет. Некоторые уже видели сегодняшнюю прессу и могли себе представить, и какой был телефонный разговор, а главное, с кем, и зачем вызван военный прокурор…
Между тем Федоровский вошел в кабинет, вытянулся, но министр вышел из-за стола и протянул прокурору руку.
– Садитесь, Степан Серафимович, – пригласил министр, возвращаясь на свое место. – Видели, надеюсь?
– Так точно, – по-военному ответил прокурор, кивая при этом. – Мое мнение: следует провести тщательное расследование. Если автор – не психический больной, призванный по очередной ошибке Организационно-мобилизационного управления, то может повториться весьма неприятная история, которую в позапрошлом и прошлом году расследовала военная прокуратура Дальневосточного военного округа. Некоторым образом аналогичное дело.
– А это не может быть четкой и продуманной провокацией, имеющей целью… ну, вы меня понимаете?
– Не думаю, Сергей Иванович. Хотя точки зрения сейчас будут высказываться полярные. Но, главным образом, не в пользу армии, как таковой.
– Надрыв определенный, вы чувствуете? – спросил министр, беря в руку одну из газет и разворачивая ее. – Вот, посмотрите… концы в воду… никому нельзя верить… кровавый сор… У парня явно не в порядке со здоровьем. А как вы думаете искать его?
– Ну, вам ли мне рассказывать, Сергей Иванович, – чуть улыбнулся Федоровский, намекая на «лубянское» прошлое министра. – Анализируем в настоящий момент. Думаю, зацепочки будут. Меня другое обеспокоило, Сергей Иванович, – прокурор словно бы потупился.
