— Ну а вы?
— Что — я?
— Вы можете предсказывать будущее?
— Немного. Но в основном я читаю прошлое.
— Может, прочтете мое?
— Запросто! Дайте ладонь. Да нет, не эту, другую!
Марина уставилась в ладонь Александр Борисовича, нахмурила брови и заговорила голосом восточной прорицательницы.
— Как я и говорила, у вас позади много бед. Вот здесь линия жизни слегка обрывается. Вы должны были умереть, но не умерли. Вас спасло какое-то чудо.
— Гм… — проговорил Турецкий, вспомнив взрыв, который едва не лишил его жизни.
— Вы спаслись, но сильно покалечились, — продолжила Марина. — А вот тут… тут я вижу большую личную потерю. — Лицо девушки дрогнуло. — Большое несчастье. Погиб кто-то из ваших близких…
Сердце у Турецкого сжалось.
— Если хотите, я не буду продолжать, — тихо сказала Марина.
— Нет-нет, продолжайте, — сказал Александр Борисович и через силу улыбнулся.
— Потом у вас были неприятности на работе. Из-за этого вы стали переживать еще больше. Ну а потом… — Марина подняла взгляд на Турецкого. — У вас проблемы в личной жизни, да?
Александр Борисович высвободил руку. Это уже было чересчур. Девушка казалось ему ведьмой. Ему даже стало немного жутковато, как бывает жутковато и самому смелому из людей, когда он сталкивается с чем-то, хотя бы отдаленно напоминающим сверхъестественную силу.
— Марина, вы страшный человек, — сказал Александр Борисович.
— Неужели? — Она пристально смотрела на Турецкого. — Я не делаю судьбу, я всего лишь читаю ее знаки. И я часто ошибаюсь.
— Выходит, у вас получается не так хорошо, как у вашей бабки?
— Выходит, так, — улыбнулась Марина и снова взяла в руки нож и вилку. — Пока я вас пугала, блинчики почти совсем остыли, — посетовала она.
— Так давайте скорей доедать, — поддержал девушку Турецкий и тоже взялся за вилку. Он был рад возможности прекратить этот невольный сеанс хиромантии. Однако есть совершенно расхотелось, и Александр Борисович снова достал сигареты.
— Вы много курите? — спросила Марина.
— Да нет. Изредка. Да и то собираюсь бросать.
Она покачала головой:
— Не обязательно. Вы умрете не от сигарет, так что можете курить сколько вам заблагорассудится.
Турецкий прищурил серые глаза и усмехнулся.
— Вы знаете, отчего я умру?
— Конечно, — кивнула Марина, уплетая румяный блинчик.
Александр Борисович помолчал, потом не выдержал, спросил:
— И отчего же?
— Вас убьют, — просто ответила Марина.
— Вот как? Интересно. И каким же образом со мной разделаются? Меня застрелят? Или кирпич упадет мне на голову?
— Кирпичи просто так никому на голову не падают, — назидательно сказала Марина. — Вам отрежут голову.
Турецкий сглотнул слюну.
— Как отрежут? Кто? Бандиты?
Марина покачала головой и ответила с набитым ртом:
— Вовсе нет. Это будет девушка. Комсомолка. — Она прожевала блинчик и добавила зловещим голосом: — Аннушка уже разлила масло!
На лице Турецкого отобразилось замешательство. Марина посмотрела на него и расхохоталась.
— Господи, Саша! Видели бы вы свое лицо!
— Булгаков, — облегченно вздохнул Александр Борисович и улыбнулся. — «Мастер и Маргарита»!
— Ну, конечно же! Простите, что разыграла вас. Но сдержаться было невозможно! Вы так серьезно слушали всю эту ахинею!
Теперь засмеялся и Турецкий.
— Надо же! Не думал, что меня так легко «развести». Ну а если серьезно? Вы можете сказать, когда и как я умру?
— Нет, конечно. Я не дельфийский оракул, и моих скромных способностей на это просто не хватает.
— Слава Богу, — насмешливо вздохнул Александр Борисович. — Здорово же вы меня напугали.
— Могу себе представить! Кстати, курить вам все-таки лучше бросить. Сигареты — яд.
— Знаю, — сказал Турецкий и чиркнул колесиком зажигалки.
19
Они шли по ночной Москве, пешком. Шли и болтали о всякой всячине. Турецкий чувствовал, что ему удивительно легко с этой девушкой.
— Саш, а у вас есть дети?
— Да. Дочь.
— Большая?
Александр Борисович усмехнулся:
— Слишком большая и слишком самостоятельная.
— Ну вот — уже и забрюзжали. В вас проснулся сварливый папаша.
— А бывают другие?
— Не знаю. Мой отец умер, когда я была совсем маленькая, а других я в семейной жизни не наблюдала.
Они шли по темной аллее бульвара, вдыхая свежий запах листвы.
— Как же здорово гулять по Москве, — радостно проговорила Марина.
— Вы говорите это так, словно только недавно об этом узнали, — заметил Турецкий.
— Так и есть! Я вообще недавно в Москве. С год или чуть больше. Никак не могу привыкнуть к этой красоте.
— А откуда вы приехали?
— Ой, и не спрашивайте. Издалека. С той стороны Вселенной, из других миров!
Марина засмеялась и машинально взяла его за руку. Но тут же, словно одумавшись, выпустила ее.
— Извините.
— Да ничего страшного, — заверил ее Александр Борисович. — Если хотите, можете смело брать меня за руку. Я буду играть роль сварливого папаши, а вы — роль дочери-шалуньи.
— О! Эта роль как раз для меня! — весело сказала Марина.
— И все-таки, откуда вы приехали?
Марина остановилась и пристально посмотрела на Турецкого, силясь разглядеть его лицо в полумраке бульвара.
— А вы настойчивый, — сказала она. — Не знаю даже, хорошо это или плохо.
— Настойчивость здорово помогает мне в работе, — сказал Александр Борисович.
— Могу себе представить, — хмыкнула Марина. — Значит, хотите знать, откуда я приехала?
— Очень хочу.
Женщина задумалась на несколько секунд, словно размышляла — говорить или не говорить. Наконец, улыбнулась и сказала, а вернее даже — прошептала:
— Хорошо, я скажу. Нагнитесь сюда.
Турецкий слегка нагнулся.
— Ниже! — потребовала Марина.
Александр Борисович нагнулся еще ниже. Его лицо оказалось рядом с лицом женщины. Она вдруг обхватила его ладонями за щеки и жарко поцеловала в губы. Слегка отстранилась и тихо сказала:
— Вы испуганы?
— Нет, — также тихо ответил Турецкий.
