Он фыркнул, а Дженкс сел на ближайший памятник, красиво
сверкая крылышками на солнце.
— Ну, спасибо! — передразнил он. — Я тебе что
говорил? Забывчивая, беспомощная и стервозная. Надо было оставить ее тут лежать
до полудня.
Я попыталась выжать соленую воду из волос и злилась при этом
невероятно. Последний раз меня вот так подловили восемь лет назад, с тех пор
никому не удавалось. У меня замерзли пальцы, и я вдруг сообразила осмотреть
остальную часть кладбища, туманную и золотистую в лучах восходящего солнца.
— Где Кери?
Кизли с трудом согнулся подобрать под мышку складной стул.
— Дома. Плачет.
Меня кольнуло чувство вины, я посмотрела на стену кладбища,
будто могла увидеть сквозь нее дом Кизли.
— Мне жаль, что так вышло, — сказала я, вспомнив
ее ошеломленный вид, когда я сбила ее наземь. Боже мой, Айви!
Я подобралась, будто для бега, и Дженкс метнулся мне в лицо,
заставив пошатнуться.
— Рэйчря, нет! — заорал он. — Тут тебе не кино!
Если ты пойдешь сейчас на Пискари, ты покойница! Только дернись к выходу, и я
тебя посыплю, а потом сделаю лоботомию. Да все равно тебя посыпать надо,
дура-ведьма! Что тебе в башку вступило?
Порыв бежать к машине угас — Дженкс был прав. Кизли смотрел на
меня, подозрительно сунув руку в широкий карман куртки. Я перевела взгляд на
его лицо, морщинистое и мудрое. Кери однажды назвала его воином на покое. Я
была готова ей поверить — он слишком привычным движением спустил курок этой
ночью. Если я хочу отбить Айви у Пискари, то нужен план.
Подавленная, я скрестила руки на груди и оперлась на
надгробный камень. Вдали группа примерно человек в десять перебиралась через
каменную стену, чтобы уйти с частной территории. Я ощетинилась — и успокоилась.
Здесь святая земля, и испугалась не только я.
— Извини за вчерашнее, — сказала я. — Не
подумала. Я просто…
У меня перед глазами возникла прошлогодняя картинка: Айви
лежит под одеялами и дрожит, рассказывает мне, как Пискари изнасиловал ее разум
и тело в попытке склонить ее убить меня. У меня лицо похолодело, я кое-как
проглотила ком страха.
— Как там Кери? — сумела я спросить.
Я должна вызволить Айви от него.
Остро глянув темными глазами, Кизли кашлянул, будто понимая,
что я все еще колеблюсь.
— Нормально, — ответил он, перехватывая стул чуть
поудобнее. — Хотя никогда ее такой не видел. Страшно переживает, что
пыталась остановить тебя с применением магии.
— Не надо было мне ее толкать.
Я с трудом подобрала приемник и подушку, мокрую от росы.
— На самом деле это ты как раз сделала правильно. Радио
стукнуло, упав в пустое ведро.
— Как это?
Дженкс, ухмыляясь, взмыл в воздух, набрав сорок футов высоты
за время одного удара моего сердца. Полетел наблюдать за местностью, заскучав
от разговоров.
Кизли бросил в ведро термос с потеками кофе, распрямился,
кряхтя.
— Ты ее сшибла с ног, потому что она хотела остановить
тебя магией. Что было бы, если бы ты тоже магией ответила? Это было бы
действительно страшно, но ты этого не сделала, проявив самообладание, о котором
она забыла. Вот она сейчас и предается угрызениям совести, бедняжка.
Я уставилась, не совсем понимая.
— А я рад, что ты ее толкнула, — сказал он с
усмешкой. — А то она последнее время стала очень много о себе понимать.
Я заправила за ухо выбившуюся мокрую прядь — холодную.
— Все равно нехорошо, — сказала я, и он потрепал
меня по плечу, обдав запахом дешевого кофе. Я глянула на свою новую красную
блузку — хлопок впитывал соленую воду как губка. Черт, вот теперь ей
действительно конец.
Схватив одеяло, висевшее на могильном камне неподалеку, я
его как следует встряхнула — полетели комья земли и срезанные травинки. Оно еще
хранило тепло моего тела, и я, завернувшись в него как в плащ, прищурилась на
солнце в дымке и попыталась вспомнить, в котором часу восходит оно в июле.
Обычно я в это время еще сплю, но сегодня я отрубилась в полночь. Длинный
намечается день.
Кизли зевнул и пошел прочь со своим стулом, шаркая ногами.
— Да, — сказал он, суя руку в карман и протягивая
мне мой телефон. — Я звонил твоей матери, там все в порядке. Все
потихоньку утрясется. По радио передавали, что Пискари поймал Ала в круг и
изгнал его, освободив мистера Саладана. Чертов вампир стал героем города.
Он недоверчиво покачал седеющей головой, и я про себя
согласилась. Освободил Ли от Ала? Маловероятно. Я сунула телефон в карман —
неуклюже, из-за мокрой одежды.
— Спасибо, — сказала я, потом увидела на его лице
сомнение. — Они работают на пару, да? В смысле, Пискари и Ал, —
пояснила я, собирая все свое имущество и пристраиваясь за Кизли.
Блеснули на солнце серебряные волосы — это он кивнул:
— Предположение кажется разумным.
Я тяжело вздохнула. Эти двое были давними партнерами. Оба
они знали, что бизнес есть бизнес и не парились по тому случаю, что именно
показания Ала позволили засадить Пискари за решетку. Значит, сейчас он на
свободе. Город спасен, зато меня припекло. Так получается.
У меня под мышкой была подушка, одеяло наброшено на плечи, а
в руке — ведро с приемником и термосом. Держа равновесие, я тихо сказала:
— Спасибо, что вчера придержали меня. — Он ничего
не сказал, и я добавила: — Я должна ее оттуда вытащить.
Кизли остановился, оперся артритными пальцами на ближайший
камень:
— Сделай шаг в сторону Пискари — и я снова влеплю в
тебя заряд.
Я нахмурилась, а Кизли, белозубо улыбаясь, протянул мне мой
пистолет.
— Айви — вампир, Рэйчел, — сказал старик, уже не
улыбаясь. — Если ты не берешь на себя ответственность, то прими как факт,
что она там, где ей место. И иди своей дорогой.
Я застыла, подтянула сползающее одеяло.
— И что ты этим хочешь сказать, черт побери? —
огрызнулась я, бросая пистолет в ведро к приемнику.
Но Кизли улыбнулся, и его впалая грудь шевельнулась на
трудном вдохе:
— Либо сделай свои отношения с ней официальными, либо
отпусти ее.
Я уставилась на него, удивленно щурясь на ярком утреннем
солнце:
— Не поняла?
— У вампиров склад ума одинаковый, — сказал он, обнимая
меня за плечи и направляясь вместе со мной к калитке. — Всем вампирам,
кроме мастеров, физически необходимо равняться на кого-то более сильного. Это у
них в крови — как у вервольфов с их альфами. Айви выглядит такой могучей,
потому что рядом с ней очень мало тех, кто сильнее ее. Один — Пискари, вторая —
ты.
