Глаза закрылись в чистом наслаждении, и я на ощупь стала
расстегивать на нем рубашку. Играл джаз, звуки с катера разносились над
спокойной водой. Я не могла добраться до последних пуговиц — Кистей прижимался
ко мне, посылая по телу молнии наслаждения — не успевали они угаснуть, как тут
же сменялись новыми. Я плюнула и просто дернула его за рубашку, чтобы она
расстегнулась
Кистей замычал в досаде, сдвинулся, прижимая меня к стене.
Распахнув веки, я потянулась к его поясу.
— Дай мне, что я хочу, — шепнула я, ощущая свои новые
зубы. — И тогда мне не придется быть грубой, вампирчик.
— Это моя реплика, — сказал он с новой интонацией.
Слова эти отдавали жаждой крови, и меня охватил страх,
который я быстро подавила. Руки Кистена секунду помедлили — он овладевал собой
— и двинулись дальше. Самообладание у него сильнее моего. Взяв меня за плечи,
он зажал меня неподвижно и нашел губами основание шеи. Он жаждал моей крови, но
не брал ее — только играл с прежним шрамом.
— Боже мой! — выдохнула я.
Не в силах остановиться, я выгнулась вверх, охватила его
ногами за талию, крепче обняла за шею. Он снова переступил, принимая на себя
мой вес. Я ощутила его твердость через штаны, и пульс у меня забился чаще. Он
это почувствовал и стал агрессивнее — серебристая нить предвкушения в глубине
моего существа разбухла в тугой шар. Нехорошо. Это слишком. Я теряла
способность думать — так чертовски хорошо мне стало.
Я вцепилась в Кистена, желая ощутить, как вонзятся в меня
его зубы. Знал бы он, как я этого хочу, он спросил бы, и я не могла бы
отказать. И Айви его убила бы.
Будто ощутив мое смущение, он стал нежнее, повел пальцем по
основанию шеи, оставляя ощущение жара и холода одновременно, выше, к уху,
остановился, чуть нажал, намекая на большее.
— Можешь остаться до утра? — спросил он.
— М-м-м, — сумела промычать я и постаралась сделать
свое согласие убедительнее, проведя кончиками ногтей ему по шее.
— Отлично.
Неся меня, он направился по коридору к темной спальне. Огни
Цинциннати неясными бликами отражались на воде, и у меня мелькнула мысль, что
комбинашку-то не будет шансов надеть. Сегодня уж точно. Кровать его стояла под
окнами, но он посадил меня на комод — я все так же обвивала его ногами.
Находилась я как раз на нужной высоте, открывающей любые
возможности — и ощущения взлетели вверх, когда его рука тяжело прошла по моей
груди, поглаживая и дразня. Губы Кистена от меня отодвинулись, он нарочито
медленно отклонился назад. Гладящие меня пальцы остановились. Почти задыхаясь,
я посмотрела ему в глаза.
Они были черны, в них стояла знакомая сдержанная жажда
крови, поблескивала отраженным светом. Звенящий во мне адреналин смешивал
нетерпение и страх. Что-то менялось — я менялась из-за своих новых, острых
зубов. Это не были просто два кусочка кости, это был источник силы, дающий мне
власть над Кистеном, даруемую ощущениями, которые я у него могу вызывать. И
Кистей это знал — потому и подарил мне их. Делая свои зубы гладкими, а мои
острыми, он возвышал меня над собой. И эта мысль явно заводила нас обоих.
Не отрывая от меня взгляда, он взял руку, которую я вдвинула
между его расстегнутой рубашкой и им самим. Подышал мне на запястье, сомкнув
губы, вдыхая мой аромат.
— Ты пахнешь как все, кого я люблю, вместе взятые.
Его слова послали по моему телу рябь дрожи. Меня покрывал
аромат Айви, тихая память о том, что у них когда-то было. Они держались вместе
в своей уязвимой юности, чтобы выжить, и я знала, что Кистену недостает их
прошлой близости. Просто саднила нужда вернуть ее. Это страдание притянуло меня
к нему, вызывало желание дать ему то, что ему нужно, утешить и разум его, и
тело. Я шла не второй за Айви, но первой, я могла дать ему то, чего не могла
она — все то, что он в ней находил, но без знания о том, через что заставил их
пройти Пискари. Я знала, что именно поэтому Айви его оставила — не могла жить с
этим напоминанием.
Тяга покориться и отдать ему все крепла, и когда он
почувствовал, как я к нему прильнула, он сильнее прижал меня. Мое тело само
потянулось к нему, зовя и приглашая. Я втянула в себя его аромат — он закружился
во мне водоворотом, феромоны нажимали кнопки, и я застонала от желания. Руки
сами зашли ему за спину, ощутив напряженные мышцы, желая уйти в него,
потеряться. Я выдохнула, дрожа.
— Иди ко мне! — шепнула я.
Кистен, наклонив голову, взял меня за плечи, поцеловал в
основание шеи, нежно, робко, будто никогда еще ко мне не прикасался. У меня
дыхание перехватило от наплыва ощущений, жгучие лучи желания вспыхнули где-то
глубоко во мне. Я дышала им, звала его. Передышка закончилась — бог мой, что-то
я должна сделать.
Горящими пальцами я потянулась к его штанам. Верхняя
пуговица была расстегнута, и я расстегнула молнию, стянула их вниз, давая ему
свободу. Руки Кистена лежали у меня на пояснице, и я сомкнула руки у него на
шее, сползая с комода так, чтобы он мог стянуть с меня джинсы. Ноги коснулись
пола, я смогла стряхнуть сперва одну штанину, потом другую.
И снова нетерпеливо охватила его за шею, полезла вверх,
снова садясь на комод. Его руки прошли по закруглениям к талии, потом выше. Я
застонала в нетерпении, когда он опустил голову. Гладя одну мою грудь рукой и
припав губами к другой, он тянул, заводил меня — намек на зубы говорил, что он
сделал бы со мной, позволь я это, почти обещал.
Не будь на нем чехлов, он мог бы меня укусить. Адреналин
гудел во мне, и я опустила руки, опустила по его тутой, гладкой коже. Он
задвигался резче, и я ответила. Резко потянув, он нашел губами основание шеи,
подавленная потребность сводила его с ума.
От моего шрама хлынули ощущения, и я свалилась бы, если бы
Кистей меня не держал. Сердце застучало, когда он чуть отпустил меня, и дыхание
ко мне вернулось. Под моими ищущими пальцами он был гладкий, теплый — резчайший
контраст с его грубым прикосновением к моей шее.
Он задышал глубже, его зубы дразнили мне кожу над шрамом,
мне до боли хотелось, чтобы он заполнил меня. Я зажмурилась, чувствуя
приближающийся экстаз. Ахнула, вздрогнула, когда он прикусил мне кожу, не
прокусывая, сильно и твердо — только чехлы не дали пустить кровь.
Меня свело судорогой, я застонала — и Кистена это ударило,
как страх.
Сжались пальцы на моих плечах. С вампирской быстротой он
подтянул меня ближе, я снова ахнула. Потом, опять заведя руки ему за шею, я
сдвинулась, облегчая ему работу, совсем поднялась с комода. Он скользнул в меня
невероятно медленно, вытесняя рассудок отчаянной потребностью. Я едва смогла
сделать дрожащий вдох — распахнув рот, вдыхала, вдыхала его запах, заполняя
своим любимым и разум, и тело.
Он держал меня на весу, и мы двигались вместе. Я руками
охватила его шею, держалась на нем, и заметила, что — если не считать
очевидного — ничем, кроме губ, не могу сейчас его коснуться. Это
самоограничение поразило меня, и я с отчаянием голода накинулась на его шею,
исследуя старые шрамы и ощущая, как с каждым движением растет и становится
отчаяннее это чувство.
