Стоя в промежутке между столом и зеркалом, Айви встала в
боевую стойку.
— Тогда я погибну и убью тебя сама. Она моя подруга, и
ты ее не тронешь.
Удовлетворенная улыбка заиграла на лице старика.
— Айви, — заворковал он, — моя хорошая Айви.
Наконец-то ты бросаешь мне вызов. Иди сюда, рыбка моя. Пора тебе выплыть из
камышей и плавать как хищнице — ведь ты же хищница и есть.
Нет, подумала я в ужасе, поняв, что все это — ужас,
страдания, мука — все это было только чтобы заставить Айви встать против него,
наконец-то осуществив его мечту—увидеть в ней равную себе.
— Это будет больно, как солнце, — предупредил
Пискари, раскрывая ей объятия, и она отшатнулась, побледнев. — Сладка мне
будет твоя последняя кровь.
Эдден, снова в сознании, подобрался ко мне, и я его бессильно
хлопнула по руке, когда он хотел осмотреть мою шею.
— Застрели его, — выдохнула я; меня чуть не вывернуло,
когда я нащупала рваную рану у себя на шее. — Он ее убьет, —
прошептала я, но Эддену это было безразлично. Айви бросила вызов Пискари, и он
ее убьет, и они будут вечно вместе существовать нежитью.
— Айви, нет! — сказала я, громче, раз Эдден не
слушает. — Ты не хочешь… не хочешь такого.
Пискари приподнял бровь:
— Молчи, ведьма, и смотри, — сказал он и потянулся
к Айви.
Ужас возобладал над обучением, и Айви попятилась, закричала
высоко и пронзительно — меня пробрало этим криком. Он прижал ее к зеркалу, ртом
к шее, и впился глубоко, чтобы покончить с этим быстрее.
Она не сопротивлялась — она хотела умереть. Только так могла
она сражаться с ним в надежде меня спасти. Она давала ему себя убить, чтобы
спасти меня.
— Нет! — всхлипнула я, пытаясь приподняться, но
Эдден взял меня за руку и не пускал. — Нет!
Светловолосая тень метнулась к ним. С нечленораздельным
звуком Стриж взмахнула резаком для бумаги и обрушила его на шею Пискари как
топор. С мясистым звуком нож вошел в тело.
Пискари дернулся, отшатнулся от Айви — у нее из разорванной
шеи текла кровь. Укус был глубокий — смертельный.
Плача в страхе и ярости, Стриж замахнулась еще раз — и у
меня желудок сжался от звука, с которым нож ударил в шею Пискари — на этот раз
спереди. Руки его соскользнули с Айви, и Стриж еще раз взмахнула, крича в
слепой ярости, и ударила точно туда же.
На третий раз лезвие прошло насквозь — Стриж потеряла
равновесие и упала на колени, всхлипывая, а Пискари свалился. Окровавленное
лезвие в руке Стриж зазвенело об пол.
— Матерь божия! — ахнул Эдден, разжимая пальцы.
Сползая по зеркалу, Айви смотрела на Пискари, не веря своим
глазам. Отрубленная голова уставилась на нее, моргая в последний раз, потом
зрачки побелели и стали пусты. Пискари настигла истинная смерть — Стриж убила
его. Тонкие струйки крови, вытекшие на пол лужицами, быстро иссякали.
— Пискари? — шепнула Айви, как потерявшийся ребенок— и
свалилась.
— Нет! — взвизгнула Стриж и поползла к ней. Руки у нее
покраснели сразу при попытке остановить кровь, хлещущую из шеи Айви. —
Боже мой, нет!
Дверь разлетелась, звук дрели, которой ее высверливали, стих
— внутрь толпой хлынули люди. Двое набросились на Стриж — она отбивалась, но
движение ее были слепы и беспорядочны, справиться с ней оказалось просто. Трое
склонились над Айви, послышались ритмичные заклинания — они начали реанимацию.
Боже мой, Айви погибла! Она мертва!
Я заползла под стол, забытая. Вокруг шаркали и топали ноги —
Трента извлекали из угла и выводили из комнаты миссис Саронг и мистера Рея. На
Пискари набросили простыню — на оба его куска.
Айви убита. Кистен убит. Дженкс…
— Нет! — прохрипела я шепотом, глаза наполнились
слезами. Дженкс. В горле будто камень застрял. Где Дженкс? Пискари его сбил.
Боль в горле проходила, в сердце — нет. Дженкс. Где Дженкс?
Шее было холодно, я старалась ее не трогать. Дыхание вырывалось влажными
всхлипами. Господи, как больно. Из-под стола мне видны были начищенные туфли и
три пары ног на полу возле Айви. Она лежала, отбросив руку в сторону, будто
умоляя о спасении, будто подзывая меня. Она умирала, и не было силы, способной
этому помешать.
Но Дженкс где-то здесь, и кто-то может на него наступить.
Я поползла вглубь комнаты, к задней стене, высматривая его.
Фокус, забытый, лежал на полу в открытой коробке в гнезде из черной оберточной
бумаги. Я отодвинула его с дороги, и рядом с моей сумкой сверкнула золотая
лужица пыльцы.
Кажется, сердце у меня вообще остановилось — я ничего не
чувствовала, кроме боли. Ничего другого не было во мне.
— Дженкс, — сказала я хрипло. Нет, пожалуйста.
Нет.
Я нагнулась над ним, слепая от слез. Подняла его дрожащими
руками, липкими от крови. Он не шевелился, лицо его побледнело, одно из крыльев
согнулось.
— Дженкс! — всхлипнула я, и меня затрясло от
ощущения его легкого тельца у меня на ладони. Дженкса нет, Кистена нет, Айви
умирает. Намеченный мною защитник пытался меня убить, но был убит сам. Ничего у
меня нет. Ну совсем ничего. Нет выбора, нет вариантов, нет больше продуманных
выходов из тяжелой ситуации. Прилив адреналина, поняла я на волне грубого
отчаяния, был ложный бог, к которому я стремилась всю жизнь. И этот бог отнял у
меня все в моей слепой погоне за ощущениями. Вся моя жизнь закончилась ничем.
Всю жизнь я гонялась за острыми ощущениями, забыв о том, что важно на самом
деле.
И что же мне, черт побери, осталось?
Все, кто мне дорог, мертвы. Я их искала очень долго, и знала
в глубине души, что никогда не будет подобных им. Я слишком далеко ушла от
своих начал, и никто не поймет, кто я такая на самом деле или, что еще важнее,
кем я хочу на самом деле быть—во всей той мерзости, в которую превратилась моя
жизнь. Сейчас я стала такой, на которую никто положиться не может — даже я
сама. Я открыто общаюсь с демонами. Моя кровь оживляет их проклятия. Моя душа
покрыта вонью их магии. Каждый раз, когда я пытаюсь творить добро, приходится
плохо мне и тем, кто любит меня.
И тем, кого люблю я, подумала я сквозь слезы, туманящие
глаза.
Ну, черт с ним, подумала я, нашаривая фокус в открытой
коробке. Был один окончательный способ положить ему конец, и сейчас… сейчас у
меня не было причин им не воспользоваться.
На меня навалилась невероятной глубины апатия, пустая и горькая.
Дрожащими пальцами я вытерла глаза и отвела волосы с глаз. За краем стола
суетились ноги и раздавались команды и ответы, но про меня забыли. Одинокая и
отделенная от всех, я вытащила фокус из коробки, зная, что я собираюсь делать,
и не испытывая по этому поводу эмоций. Да, будет больно. Может быть, это меня
убьет. Но все равно ничего мне не осталось, кроме боли, и что угодно будет
лучше этого. Даже забвение.