Ни за что, подумала я. Кистена я люблю, но никогда не дам ни
одному вампиру привязать меня к себе. Лучше умру.
Глава 32
Успокаивающий запах вампира и пикси просочился на первый
уровень моих мыслей, пройдя через дремотную дымку, из которой я постепенно
выходила сейчас. Мне было тепло и уютно, и я, выходя из сна в бодрствование,
сообразила, что свернулась в кресле Айви в святилище, завернутая в черную
шелковую рубашку Дженкса. Анализировать мотивы, почему я выбрала стул Айви, я
не стала. Может быть, просто хотела какого-то уюта, зная, что сейчас она
проходит через ад, а я ни черта не могу сделать, чтобы ей помочь.
Стоп, минутку. Я сплю в кресле Айви? Это лее значит, что я…
— Дженкс! — крикнула я, поняв, что случилось, и
вскакивая на ноги. Я приехала постирать одежду Кистена и, очевидно, свалилась в
сон — запас сил, набранный за восемь часов бессознательного состояния,
выдохся. — Черт побери, Дженкс! Как ты мог меня не разбудить?
Боже мне помоги — Кистей! Я же его оставила одного и
свалилась спать!
Я вскочила позвонить Кистену по мобильнику, резко
остановилась от неожиданной боли во всем затекшем теле после спанья на кресле.
Было прохладно — я глянула, проходя, на каминные часы на телевизоре, засовывая
руки в прохладные рукава Дженксовой рубашки. Плечи тянуло, ныла вся спинадо
поясницы.
Застегивая первую пуговицу, я вошла в кухню. Тут пахло
сиренью, свечным воском, а часы над мойкой показывали то же самое.
Половина шестого? Как я могла просто взять и заснуть? Да,
вчера я спала мало, но чтобы отрубиться на всю ночь? Я не сделала никаких
амулетов, ничего. Черт побери, да если с Кистеном что не так, я всех поубиваю.
— Дженкс! — крикнула я снова, найдя телефон и
нажав на кнопку быстрого набора. Ответа не было, и я отключила трубку, не
ожидая, пока меня сбросит на голосовую почту. Жало страха пронзило меня, и я
попыталась взять себя в руки, чтобы не бежать и не делать глупостей.
Сделав глубокий вдох, я повернулась за ключами от машины и
остановилась, не соображая. Куда моя сумка делась?
— Дженкс, куда ты, к чертям, запропастился? —
загремела я, потирая ноющее плечо. Еще болело запястье, я потрясла им,
метнувшись в Гостиную проверить, не там ли эта проклятая сумка, попутно еще
отмечая кучу разных болезненных ощущений от затекшей шеи до отдающей болью при
ходьбе стопы. Чего это я хромаю? Ведь не такая я старая.
Дженкс не отзывался, я забеспокоилась, заглянула в пустую
комнату, придерживая пальцами ноющую у плеча руку.
— Рэйчел! — обеспокоенный Дженкс появился из
камина сразу вслед за своим голосом; тонкий шлейф серебристой пыльцы отмечал
его путь. — Ты проснулась.
Я уставилась на пустое место, злясь — не только потому, что
пришла сюда за сумкой, забыв, что тут пусто, но еще и потому, что вид у него
был испуганный.
— Ты почему меня не разбудил? — напустилась я на него,
заправляя рубашку в штаны, а он рассыпал пыльцу, покрытую каминной
сажей. — Кистен там всю ночь один, и трубку не берет!
— Ты как? — спросил он, подлетая слишком близко.
Я отклонилась — и болью отозвалась шея.
— Если не считать того, что отрубилась среди моего бела
дня и бросила Кистена одного, то в полном порядке, — язвительно ответила
я, опираясь только на одну ногу. — Отчего ты меня не разбудил?
Крылья Дженкса загудели тоном ниже, он опустился на каминную
полку.
— Он звонил. Когда ты заснула. Сказал, что заляжет на
дно — так меньше шансов, что кто-нибудь наедет на тебя, чтобы добраться до
него. А тебе нужно было поспать, — сказал он с каким-то непонятным
облегчением. — К тому же Пискари мог посчитать, что фокус не стоит тебя и
Кистена вместе.
Лицо его осунулось, крылья вертелись, будто он ре мог
удержать их неподвижно.
Порыв мчаться в квартиру Ника сменился у меня общим беспокойством,
и я сосредоточилась на Дженксе, который переминался с ноги на ногу на камине. Кистей
залег на дно и не сказал мне?
— Он звонил еще до заката? — спросила я. Мне не
хотелось чувствовать себя виноватой, что я здесь застряла и тем вынудила его
выйти на свет. Дженкс пожал плечами, и я буркнула: — А чего ты меня не
разбудил?
Он потянулся счистить сажу с крыльев, как миниатюрный кот. С
явным огорчением он сказал:
— Тебе нужно было поспать. А что Кистей залег на дно — так
лучше для всех.
— Да? — мрачно переспросила я. — Если не будет
осторожен, он там навсегда останется.
Продолжая хмуриться, я пошла в кухню кофе выпить. Залег на
дно? В чем, простите? В полотенце да улыбке? И какого это черта стала я жить по
человеческий часам?
Дженкс взмыл в воздух, следуя за мной.
— Рэйчел, Кистей прав. Да и я не хотел бы, чтобы ты там
была, когда Кистена найдет тот, кому Пискари его отдал.
—Почему? Потому что я могу спасти его шкуру? —
воскликнула я, разозлившись, стоя на солнце и выбрасывая вчерашний кофе. Еще
одно болезненное воспоминание, что Айви нет—они никогда не оставила бы
невытряхнутый кофе в сетке. Болела рука, и я держалась за нее, полоща кофейник
под краном.
— Черт побери все, Дженкс! Когда тебя отдают вампиру на
смерть в знак благодарности — это мерзкое извращение! Особенно если обреченный
на смерть считает это приемлемым. Пискари — зверь! Ты думаешь, мне нравится,
что он — моя единственная защита? Думаешь, мне хочется отдавать ему фокус? Да
если бы я думала, что он не спрячет его, а как-то по-иному поступит, не отдала
бы ни за что. Но я не дам Кистену умереть.
Дженкс опустил крылья, сев на подоконник рядом с рыбкой.
Солнце просвечивало в его крыльях, зайчиками играя у меня на руках. Чувствуя
себе идиоткой из-за этой моей вспышки, я налила в кофейник воды, вытерла его
насухо полотенцем для рук.
— Извини, — сказала я. Выходило так, что этот зверь —
мой лучший шанс прожить достаточно долго. Как я дошла до такого? В расстройстве
чувств я отодвинула кофейник — перехотелось мне кофе пить. — Кистей меня
идиоткой посчитает, что заснула, — добавила я ворчливо.
— Он знал, что ты вымоталась. — Лоб Дженкса был в
складках, и говорил он почти сердито. — Ты за него не волнуйся. Наверняка
у Кистена есть планы, про которые ты даже не знаешь. — Дженкс поднялся в
воздух и встряхнулся, отправляя последние крупицы сажи в раковину. — А вот
у меня есть ново-сти такие, что ты сейчас штаны обмочишь.
Меня не интересовали сплетни, которые он нарыл. Я потирала
больную руку и пыталась вспомнить, куда задевала сумку. Надо поговорить с
Кистеном. Черт возьми, так нечестно. Удрал, как старый кот, чтобы забиться в
глушь и умереть. Вот это и было самое страшное — что он согласился на
собственную смерть. Чтобы с ним обошлись как с вещью.
— Ты послушай, — сказал Дженкс с деланным
энтузиазмом, возникая передо мной. — Не поверишь, кто сегодня утром
звонил.
