— Дженкс, ну брось. Все будет нормально, все будут
живы. Я отдам Пискари фокус, и он отменит выселение. А когда все будут знать,
что вещь у него, жизнь вернется к норме. И Маталина поправится.
Он ничего не сказал. Маталина не поправится, что бы ни
случилось в ближайшие сутки. Но черт меня побери, если я не сделаю все, что
могу сделать, чтобы протащить ее через ближайшую зиму. Но точно она не будет
впадать в спячку с риском не проснуться. Это я гарантирую.
Дженкс опустил крылья, вытащил большой платок и стал
протирать шпагу. Ну и ладно. Разговор получался не в кайф, и от вида
огорченного Дженкса у меня самой в животе было горько. Вот стань он опять
побольше, я бы его обняла.
И тут до меня дошло, да так, что потом прошибло. Вот эта
невозможность прикосновения — то, с чем Айви живет изо дня вдень. Она не может
притронуться ни к кому, кого любит, потому что тут же ею овладеет жажда крови.
Черт, как же все перепутано!
Я заставила себя отлепиться от бампера впереди идущей
машины. «Пицца Пискари» была уже рядом, и я хотела убраться с улицы прежде, чем
меня отловит ОВ. А что-то ни одного овешника не было, и это подозрительно: уж
не наблюдают ли они за мной издали, чтобы засечь, если я стану у кого-то
забирать фокус? Наверное, отправить его по почте не было самым разумным
решением, но не совать же его в ящик под автобусным сиденьем, а отдать его Кери
было бы ошибкой. Над почтой твердо держат контроль люди, и даже Пискари
поостерегся бы прикапываться к замотанному служащему, который может и озвереть.
Есть такие вещи, которые даже вампир не станет трогать.
Мы подъехали к автостоянке у пиццерии, и у меня начался
мандраж, а Дженкс задергал крыльями. Да, на бумаге план был хорош, но Пискари
может быть зол на меня за тюрьму сильнее, чем я думаю. То, что это была всего
лишь моя работа, ему опять же может быть до лампочки.
Я оглядела местность. У кухонного входа стояло несколько
машин — явно это не клиенты. Мотоцикла Айви не было, но у тротуара валялась
большая груда мусора. Видны были отделочные панели, которые закрывали окна
второго этажа, модные высокие столы и табуреты, которые поставил Кистей, —
все это громоздилось теперь пятифутовой стеной между парковкой и улицей в
ожидании мусоровоза. Очевидно, Пискари затеял небольшие перестановки.
У меня полезли глаза на лоб и я сняла ногу с газа, когда до
меня дошло, что тут и световое шоу Кистена. Металлические конструкции согнуты и
перекручены, будто их отдирали от потолка лишь бы отодрать. Цветные лампочки
разбиты, а сверху стоял бильярдный стол.
— Рэйч, — сказал Джонке. — Эта груда мусора
только что шевельнулась.
Меня пробрало страхом, сердце подпрыгнуло. Посреди куч
мусора на асфальте сидел Кистен. Солнце блестело на светлых волосах. Кистей
бездумным движением бросил что-то в груду мусора — там звякнуло. И вид у
Кистена в красной шелковой рубашке и черных полотняных штанах был совершенно
убитый. Будто его тоже выбросили.
— Бог мой! — шепнула я.
Кистей поднял голову, когда я развернула машину носом к
выезду, боком паркуясь по вылинявшей разметке. В абсолютно черных глазах стояла
злость—глубокая ненависть, смешанная с ощущением предательства и
разочарованием.
— Рэйчел, может, не стоит выходить из машины.
Но я с колотящимся сердцем нашарила дверцу, и Дженкс вылетел
первым, агрессивный и настороженный. Кистен встал, и я, не выключая мотора, посмотрела
на темный ресторан и верхние окна, выходящие на парковку. Ничего не шевелилось,
кроме прилепленного на дверь листка бумаги. В тревоге я пошла к Кистену, стуча
своими крутыми сапогами.
— Кистен?
— Ты чего тут делаешь? — рявкнул он, и я остановилась,
недоумевая.
Минуту постояла, слушая, как невдалеке проезжают машины,
пытаясь как-то собраться с мыслями.
— Пискари нас выселил, — сказала я. Послышался
стрекот крыльев подлетевшего Дженкса. — А что случилось? — показала я
на его бывший клуб, выброшенный на панель.
— Что могло случиться? — заорал он, оглядываясь на
молчащий ресторан. — Этот гад меня выставил! Дал пенделя под зад, а мою
последнюю кровь кому-то отдал!
Господи помилуй. Последнюю кровь? Это вроде как: «На, возьми
вот этого и выпей хоть до дна, на здоровье»?
С участившимся пульсом я отшатнулась назад, когда Кистей
набросился на обломки своего танцевального клуба. С вампирской силой он
запустил стулом во входную дверь — металл закувыркался и заклацал по ступеням у
самой двери. Ветер от близкой реки дернул меня за пряди косы, и мне стало
холодно несмотря на две надетых кофты.
— Кистей, — сказала я испуганно. — Кистей,
все наладится.
Но моя уверенность утекла прочь, когда он повернулся ко мне
— сгорбленный, с темным страхом и ненавистью в глазах.
— Нет, — сказал он. — Не наладится. Он меня
кому-то отдал вместо «спасибо». На убийство. Наразвлекуху. И никто его не
остановит, потому что он тут, мать его, бог!
Сквознячок от крыльев Дженкса пощекотал мне шею, и сердце
сдавило холодным железом страха. В глазах Кистена читалась смерть. Здесь, под
солнцем, она притаилась и ждала. Я отступила еще на шаг, чувствуя, как
пересохло во рту.
Кистей сунул руку в кожаный карман лузы бильярдного стола и
вытащил пятый шар.
— Когда Айви говорит «нет», ее превозносят за силу
воли, — сказал он горько, привычным жестом взвешивая шар на ладо
ни. — Когда я говорю «нет», меня спускают с лестницы!
Он ухнул и метнул шар — тот полетел через всю стоянку, почти
невидимый.
— Чтоб ты сдох, гад ползуний! — крикнул он, и в верхнем
этаже разбилось окно.
Дженкс приземлился ко мне на плечо, и я вздрогнула.
— Э… Рэйчел… — сказал он, рассыпая золотую пыльцу,
—
Уезжай. Пожалуйста, садись в машину и уезжай немедленно.
Я сглотнула слюну, нерешительно шагнула к Кистену, который
подобрал новый бильярдный шар.
— Кистей? — шепнула я, испуганная такой
несдержанностью. Никогда его таким не видела. — Брось, Кистен, —
сказала я, пытаясь взять его за локоть. — Надо ехать.
Дженкс от меня отлетел, Кистей застыл, когда я его потянула.
Потом повернулся с пустым лицом, и взгляд черных глаз из-под рассыпавшихся
светлых прядей остановил меня на месте. С таким чувством, что лучше не надо бы,
я его отпустила.
— Надо ехать, — сказала я, боясь, что сейчас кто-нибудь
выйдет.
— Куда? — выговорил он сквозь горький смех, совсем не
свой смех. — Я мертв, Рэйчел. Как только зайдет солнце, меня убьют.
Настолько медленно, насколько им выдержки хватит. Я этому гаду отдал все, и
сейчас он не… — Он осекся, страх и страдание перекосили его лицо. — Я
длят него все сделал! — Ярость обманутого слышалась в его голосе. —
Хренову тучу прибыли выколотил из этого бара, когда он лишился ЛСП, и сейчас
он, сука, даже дотронуться до меня не хочет!
