Глава 16
Когда солнце склонилось к горизонту, черные выгнали всех на площадь перед странным и пугающим сооружением:
– Великое Солнце скажет вам, что и зачем!
Даже детей выгнали смотреть на казнь.
И все вышли. Потому что никто даже и предположить не смел, что это будет не спектакль, не театрализованное представление, а настоящее убийство.
Из окна второго этажа выглянул Минаев.
– Милые вы мои! – гулким басом пророкотал он. – Сегодня трагический день в жизни нашей мирной колонии. Сегодня мы должны очиститься. Освободиться. Каждый организм отторгает от себя больную, гниющую плоть, чтоб не погибнуть. Сами понимаете, дурной пример заразителен… Мы, конечно, имеем право бороться за всеобщее здоровье, тем более за будущее здоровье нашей колонии, наших детей и будущих членов колонии. Мы обязаны поступить твердо и решительно. Любящее отеческое сердце не позволяет нам быть слишком жестоким. Даже в такое время мы трепещем от мысли, что придется видеть страдание человека без надежды. Надежда будет! Мы поступим как велит чувство долга. Но оставим возможность выбора между жизнью и свободой. В этом лабиринте пламени и ловушек можно спастись, выбрав истинную любовь, любовь, которая выше поганой эротики и секса. Только божественная любовь может спасти их…
– Степана вести? – шепнул ему черный из-за портьеры.
– Давно пора! – также шепотом ответил Минаев.
– Минут через десять будет здесь! А бабу?
– Ее попозже, чтоб толпу не волновать, – и продолжил в полный голос: – Мы даровали каждому свою бесконечную любовь и признательность! Свое бесконечное благорасположение! А он предпочел таиться и прятаться! Предпочел подменять божественную любовь пошлостью, слюнявой эротикой, общее великое чувство разменять на мелочь, на мусорные осколки похоти и страсти.
Минут через десять Солнце дал знак подручным, и они вынесли емкости с какой-то жидкостью. Люди встали в очередь, пили и становились агрессивнее. Из толпы слышались проклятия в адрес «согрешивших»… Казалось, толпа готова разорвать их на куски…
В чулане первого этажа очнулась от забытья Антонина, приподнялась, пригладила рукой всклокоченные волосы, прислушалась.
– Потерпи еще немного, – сочувственно произнес охраняющий ее черный. – Для тебя скоро все кончится и будет хорошо.
В деревенском погребе заскрипел засов, дверь раскрылась.
– Вы там спите, что ли? – пробурчала недовольная баба. – Выходите. Тут ваш парень прибегал. Виновника требуют! Говорит, все у них уже готово. Только его и ждут. Истомились, поди.
По лестнице вразвалочку, будто нехотя, поднялся сонный Шурик, жмурясь от света. За ним, подталкиваемый сзади, Степан. Потом показался Ванька.
– Пропесочат тебя, Степка, капитально, – пообещал Ванька. – И за бабу, и за прочие художества.
– Какие еще художества?
– А у тебя что, грехов нету? – заулыбался Шурик. – Ты же не ангел, наверное? Да и ангелы, говорят, тоже спотыкаются.
– Жрать-то мы будем? – сердито спросил Ванька.
– Простоквашу, – буркнул Степан.
– Я те пошучу! – замахнулся на него Шурик. – Молод еще насмехаться над взрослыми.
– Серьезно, Шур, где бы нам червячка заморить?
– Топай, придем, тогда и поднимем вопрос.
Баба закрыла за ними калитку.
А они, словно трое близких приятелей, помогая друг другу, перебрались через большую лужу, что была на дороге напротив дома, прошли мимо развалившихся скотных сараев и углубились в лес.
Прошли по извилистой тропинке, пересекли широкую поляну.
А вот и пруд, подернутый ряской. У дальнего берега в тени свесившихся над водой берез белели восхитительные лилии… Песчаный берег, на котором по утрам собирались для моления колонисты…
Конвойные провели Степана через заросли вдали от людей, вывели из-за дома – к толпе, уже разгоряченной, уже жаждущей крови! Требующей мести!
– Пусть он ответит сполна за предательство светлых идеалов! – грохотал бас Солнца.
– Смерть! – бесновалась толпа.
Степан доверительно наклонился к Шурику:
– Что это тут у вас произошло? Чего это они взбесились?
– Тебя встречают, пацан! – расхохотался Шурик. – Ты че, не догоняешь? Нам нужна жертва, чтоб порядок навести! Чтоб люди вздрогнули и сплотились! Чтоб все кровью умылись. Твоей! Чтоб у всех мозги прочистились. И глаза открылись. Чтоб понимали, кто тут есть кто. И что от них требуется. Забыли вольницу.
– Расчеши извилины, братело! – похлопал Степана по спине довольный Ванька. – Хотя они тебе уже не пригодятся.
– Это еще почему? – удивился Степан.
– Да так, – с презрением, как на идиотика, посмотрел на него Ванька. – Ты что, нарочно притворяешься? Тебя же сейчас казнить будут. Вместе с твоей бабой.
– Как это? – опешил Степан.
Из окна второго этажа басил Минаев:
– Вот он! Трепещет перед вами! Совесть мучает его! Смотрите, у него дрожат колени, он боится! Знает кошка, чье масло съела! Но мы не звери!
– Смерть! Огонь смоет грехи! – бесновались разгоряченные сектанты.
– Тихо, – успокаивал их Солнце. – Мы дадим им шанс! Сейчас мы запустим их в лабиринт! Это лабиринт их заблуждений! Из этого лабиринта есть выход! Он должен быть! И он есть! Этот выход – в рассуждении и велении сердца! Я подскажу его! Это лабиринт абсолютной любви! Светлой и чистой, как само солнце! Если их сердца выберут любовь без пошлого секса, без эгоизма и сладострастия… Они вознесутся выше пламени! Выше бренного мира! И навеки соединятся в любовном порыве очищающего огня!
– Любовь и огонь! Любовь и огонь! – скандировали черные, заводя толпу.
– Огонь! Огонь! – орала толпа.
– Зачем весь этот спектакль? – спросил Шурика Степан.
– Чтобы держать в узде всю эту шваль. Иди, Степа, иди. Это благородная жертва. Для всей колонии. Они будут смирными благодаря тебе.
Но Степан заартачился. Его пришлось волоком тащить на дощатый помост, под которым торчали связки лесного сушняка и хвороста.
– Смерть! – всколыхнулась толпа.
Степан оглянулся, чувствуя, что это приветствуют не его.
Двое черных несли, ухватив за руки, бездвижное тело Антонины.
– Что вы с ней сделали? – истошно завопил Степан и вырвался. Он подбежал к Антонине, подхватил ее на руки…
Черные развернули его, подтолкнули. Получилось, что Степан сам внес свою возлюбленную на костер.
– В сердце каждого запечатлеется этот знаменательный момент! – клокотал бас Солнца. – Погибнет эгоистическая личность! В огне каждый из нас расплавит все то греховное и частное, что мешает объединиться в едином порыве! Стать единым сплавом! Единой душой! С единым сердцем!
