– Почему на расстоянии?
– Потому что мужчина всегда вне этого узкого круга – матери и ребенка. Он на охоте, на работе…
– А женщина – она хранительница очага. Продолжательница рода. Мать, – подхватила Антонина.
– Ты все понимаешь! Я так рад, что ты говоришь со мной! – Сердце Степана захлестнуло горячей волной благоговения перед прекрасной, необыкновенно умной женщиной. – У меня никогда никого не было. Эта колония – моя семья. Отца никогда не было. И мать… Я же для нее… Ну… Потом расскажу.
Легкий туман стелился над водой. Шелестели у берега камыши. Небо светлело розоватым отблеском на низких облаках.
Ему захотелось немедленно сделать что-то необыкновенное, волшебное и прекрасное для этой божественной женщины, чтобы она убедилась, насколько глубоко, искренне и горячо он любит ее!
– Я никогда не встречал… людей таких… умных и прекрасных, – выдохнул он, стыдливо пряча глаза, полные слез.
Антонина, видя его крайнее смущение, почувствовала прилив сострадания и жалости к пареньку, которому выпала суровая доля, такой тяжкий крест.
– Но ты достоин любви! Ты сможешь все преодолеть! – воскликнула она с жаром, обняла его и решила немедленно бежать прочь, чтоб не… переступить опасную черту, не опошлить чувства банальным сексом.
– С тобой я чувствую себя мужчиной, – Степан повернулся к Антонине лицом и положил ей руки на плечи.
– Все, – Антонина решительно отвела его горячие ладони. – Ты должен уйти. Поворачивайся и уходи. Мне нужно немного побыть одной. Уходи!
– Уходи? – разочарованно переспросил Степа.
Антонина согласно кивнула.
Степа, растерянно улыбаясь, послушно повернулся и побрел прочь.
Он вышел на светлую поляну и увидел вдалеке огонек костра дежурных в колонии.
«Сидят, – радостно подумал Степа, – и ничего не понимают в жизни. Настоящие дураки! Заладили одно и то же… Бубнят с утра до вечера – бу-бу-бу… Как хорошо, что у меня есть Тоня! Она – вся моя жизнь! Все, что мне нужно в этой жизни, – это она!»
Он с тревогой представил, как она блуждает в холодном тумане… Одна, хрупкая и беззащитная. Бродит в лесу… Где ее могут выследить местные деревенские хулиганы.
– Боже мой! – испугался Степа, поворачивая назад. – Надо ее хотя бы проводить. Но… Я же обещал? Хорошо! Я не буду ей мешать. Я издали буду охранять ее! Только увижу, и все!
Чтобы не напугать и не помешать Антонине, Степан на цыпочках подкрался к берегу пруда и обнаружил на траве… ее белые одежды… Скомканные и брошенные.
Степан испуганно огляделся – никого.
Тут же послышался легкий плеск – вдалеке виднелся белый силуэт. Совершенно обнаженная Антонина выходила из воды на берег!
Степан замер от потрясения, от восторга!
Антонина, видимо, не заметила его в тумане на фоне темных деревьев. Она сладко потянулась, подняла руки над головой, потом опустилась на корточки и без плеска легла в воду.
Ей было так хорошо! В теплой воде, укрытой по поверхности тонким пледом тумана. Она провела рукой по глади, ощущая тепло воды и прохладу воздуха, и не удивилась, когда ее пальцы коснулись чьей-то горячей руки.
Степан, стоя в воде на коленях, приблизился к ней и бережно коснулся плеча, поддерживая и лаская.
Антонина, закрыв глаза, доверилась его рукам…
Его губам…
Когда пылающая волна любви и нежности захватила ее сердце, она повернулась к Степану, обвила руками его шею, прижалась к груди…
Степа под самым сердцем почувствовал ее горячие круглые груди, нежные, упругие…
А на вкус ее губы оказались сладковатыми и пьянящими.
Она сама нетерпеливо обняла его ногами, сама нашла рукой и впустила его в себя…
Это была самая прекрасная ночь в его жизни.
Счастливые, они плавали в пруду, ныряли и целовались.
Ночь любви… Бесконечная и чарующая. Рассвет любви…
Когда первые заспанные колонисты неохотно потянулись к пруду умываться и молиться поднявшемуся над лесом солнцу, Степан выпустил сладко утомленную Антонину из своих объятий.
Весь день они как заколдованные бродили друг за другом с мечтательными сонными глазами, не видя и не слыша никого вокруг.
И ни для кого в колонии не осталось секретом то, что произошло между ними этой волшебной ночью.
Это же происходило и на следующую ночь, и на следующую…
Для Антонины, спохватившейся только через неделю, сразу же стало ясно, что оставаться в колонии им больше нельзя. Опасно. Обязательно найдется завистник, либо бесстыдный наблюдатель, либо преданный фанатик, который доложит проходимцу, мнящему себя Великим Солнцем, об их любви. И тогда они обязательно разнюхают и о машине, и о фотоаппарате, и о записях. Тем более что у них, у колонистов, как показалось опытной Антонине, должны были существовать какие-то значительные побочные доходы. Слишком уж не соответствует образ жизни Великого Солнца, его капризы тем «прибылям», что обеспечивают огороды с петрушкой и огурцами. Наверняка какой-то криминальный бизнес. Может, попрошайничество? Может, поборы верующих?
В любом случае Антонине не хотелось вляпываться в уголовную историю.
– Мы можем поехать ко мне, – как-то после ночи любви прошептала Антонина, лежа на груди Степана и прислушиваясь к первым звукам просыпающегося леса. – Ты хочешь?
– А где это? – Одуревший от счастья, Степан лежал на сырой траве и с невыразимым удовольствием ощущал на своей груди неутомительную тяжесть тела любимой женщины.
– Это недалеко. В Москве.
– Ну рассказывай. Только шепотом.
– О чем?
– О себе.
– Вот те раз! – тихонько засмеялась Антонина. – Давайте знакомиться?
– Давайте.
– Смешной ты у меня, Степашка!
– А ты – Антошка!
Они засмеялись.
– У тебя есть родители?
– А у тебя?
– У меня? – искренне удивился Степан и задумался. – Наверное, есть. Даже наверняка есть. Только…
– Что?
– Моя мама никогда не была замужем. У нее постоянно меняются… всякие там…
– Понятно… Извини…
– Ничего непонятно, – Степа, кажется, обиделся. – Это все стало потом. А вначале… Ее изнасиловали. Братва дворовая. Она еще в школе училась. В девятом классе. И родился я… Никому не нужный. Плод преступления и позора. Она из-за меня школу бросила. Из-за меня от нее собственная мать отказалась… Ей было шестнадцать лет!
– Не говори глупостей! Это она тебе так рассказывает? – ехидно спросила Антонина. – Или ты сам привираешь?
– Нет. Не вру!
