– Платья нету, – огрызалась Зинка. – Да и туфлей нет.
– Вот выйдешь замуж, будут у тебя и туфли.
– На танцах замуж не выходят.
– Мне лучше знать. Собирайся! Оставь меня и уходи. До одиннадцати не возвращайся!
Первыми заметили слоняющуюся по дворам девушку местные хулиганы. И оценили по достоинству – сразу же бесцеремонно полезли лапать и хамить.
Зинка уже в ранние годы, в детском доме, умела постоять за себя. Дралась серьезно, сильно.
Этим и покорила всю окрестную шпану.
Они влюбились в нее. Все. Но ухаживать имел право только один. Невысокий широкоплечий крепыш, фиксатый, приблатненный… Он воровал и от всякого «улова» приносил своей «крале» подарки – шариковые ручки, меховые шапки, перчатки и даже зимние сапоги.
Зинке неудобно было отказывать, но и носить было страшно и стыдно. Она принимала, благодарила, относила домой и прятала под диван.
Благо, бабушка была уже почти всегда в забытьи, не видела, не замечала ничего вокруг. Только по ночам громко стонала, будто проверяя, на каком она свете.
Врача она не вызывала. Никогда. Ей хватило одного раза, когда приехавшие врачи «скорой помощи», увидев немощную старуху в беспамятстве и придурковатую девчонку, вместо того чтобы спасать умирающую, спокойненько пошли на кухню, поставили чайничек, самовольно достали пачку пельменей, сварили и поужинали. Врач, чуть потискав Зинку в тесной прихожей, сказал на прощание:
– Держись, чувиха. Это природа! А ее не обманешь.
– Я и не собираюсь…
– Возраст твоей бабушки, – прокашлялся доктор, – доставляет всем хлопоты… Но помочь ей нечем. Жди…
Все реже и реже старушка приходила в сознание. Очнется, увидит измученную до крайности Зинку, заплачет горькими слезами:
– Ох, виновата я перед тобой, девочка! Ох, большой на мне грех… Страшно мне умирать! Надо матери твоей сказать, чтоб любила тебя, чтоб заботилась. Ты у меня мученица, душа безгрешная… Пропадешь!
Зинкина мать напрочь забыла сюда дорогу. Своих забот полон рот.
Однажды зимой шпанистые приятели пригласили Зинку в «оборудованный» подвал, где они грелись, пили вино и водку, играли в карты.
Угостили и Зинку.
От пары глотков сухого вина изнуренная бессонницей девчонка сомлела и прикорнула на краю пружинного матраса, свернувшись калачиком.
К чести местных пацанов нужно заметить, что они все-таки позвали крепыша. Тот начал Зинку первым.
Она спросонок сопротивлялась, пыталась кричать, царапаться. Тут, конечно, пришлось ее немного пристукнуть. Потом пацаны подержали… Перевернули…
Когда у крепыша любовь закончилась, тогда приступили и пацаны. Строго по очереди. Без зверства. Своя девка как-никак.
Утром Зинка приковыляла домой.
– Ты уже из школы? – обрадовалась, увидев ее, бабушка.
– Кончилась моя школа! – заорала Зинка. – У меня сегодня был выпускной!
– А почему же мне ничего не сказала? Так быстро время идет. – И бабушка снова горько заплакала. – А где же ты будешь работать?
– Найду.
И нашла. Стала полы мыть в женской бане. А в школу действительно перестала ходить. Лишь однажды приходила обеспокоенная классная руководительница, отворила незапертую дверь, прошла в комнату и ужаснулась увиденному: полубезумная старуха причитала:
– Я тебя не брошу… Я за тебя Бога молить буду… Сиротинка моя…
Больше никто о сиротинке в школе не вспомнил.
Зинка никому ничего не рассказала о случившемся в подвале. Пацаны вели себя спокойно и дружелюбно, будто ничего особенного и не произошло.
Крепыш потерял к ней всякий интерес, старался отвернуться при встрече.
Зинка не пылала местью, не ломала в отчаянии рук. Мыла, мыла, мыла – дома, на работе, дома, на работе… И не заметила, как вырос живот.
Когда умерла бабушка, она сначала вымыла всю квартиру, все перестирала, убрала, выбросила диван, переложив бабушку на стол, и лишь потом вызвала милицию и врачей для констатации смерти.
Из милиции сообщили матери. И та приехала тут же.
Но больше всего ее потрясла не смерть… а живот Зинки!
Она не стала кричать, обвинять, требовать объяснений. Пересилив отвращение и озлобление, она обняла многострадальную Зинку. Они расплакались…
После похорон обменяли коммунальную комнату и Зинкину квартирку на двухкомнатную в хрущобе. Старье из бабушкиной квартиры перевозить не стали – сразу же выбросили.
Перед самыми родами мать устроила Зинку на хорошую фабрику, с очень хорошим общежитием, куда Зинка и переехала.
Из роддома ее в общежитие не пустили с младенцем. Куда? Там комната рассчитана на четверых! А если все рожать примутся?
С трудом удалось пристроиться в кладовку… Зинка рыдала у комендантши в кабинете. Ребенок визжал. Комендантша сдалась.
Но поставила условие: чтоб бесплатно трудилась уборщицей на двух этажах.
Днем Зинка стояла у станка, обучаясь рабочим премудростям, а вечером мыла коридоры и сортиры в общежитии.
Маленький Степа в первые годы своей жизни совсем не видел матери.
Да и она не стремилась к нему, не испытывая любви к малышу. Для нее он был воплощением того ужаса, который она так старалась забыть.
Степа рос, копошась в темноте на вонючих тряпках. Наверное, немыслимых усилий ему стоило не умереть позабытым от холода и болезней.
Однажды он сам сполз на пол, открыл дверь в полуподвальный коридор… и на втором году жизни впервые увидел теплый солнечный свет.
Вершиной Зинкиной жизни стало знакомство с контролером ОТК Самсоновым. Жениться на ней он не стал, но очень помог. Подсказал перевестись в другой корпус общежития, там она уже не должна была мыть полы. Устроил Зинку кладовщицей.
И случилось чудо чудесное – на фабкоме Зинке выделили комнату за выездом! Собственную! Новоселье справили замечательное.
И мать приезжала. Все исследовала, похвалила, но к Степке не подошла. Даже не поглядела в его сторону.
Степка попал в сад-пятидневку.
Потом школа с продленкой…
Везде Степке приходилось драться, чтобы выжить. В детском саду и в школе дети сразу же распознавали в нем ненужного, нелюбимого ребенка. Они гнали его от себя, будто инстинктивно опасаясь заразы и беды.
Степа и сам знал, что он плохой, не такой, какой нужен и маме, и школе… и ребятам…
Его били все, а он отбивался.
Однажды мальчишки привязали его к дереву, надели на голову жестяное ведро и лупили шваброй…
Степка буквально приполз домой оглушенный.
Зинка, когда разобралась, что случилось, помчалась в свой старый двор, надеясь отыскать кого-нибудь из бывших шпанистых мальчишек. Нашла без труда.
