– В Крыму? Ничего особенного. Все как всегда. Пляжи забиты бледными телами, море мутное, медузы…
– Не обжегся?
– А как же? Обжегся, конечно. Вот посмотри.
Он продемонстрировал небольшую красноту на боку.
– Бедненький! – Дина тотчас покрыла ожог поцелуями.
– А симпозиум тоже какой-то вялый был…
И он замолчал.
– Гриша, – снова начала Дина, – я каждый раз замечаю, что ты приезжаешь из командировок какой-то напряженный, даже тревожный. Почему это?
Родин тяжело вздохнул:
– Все в порядке, любимая. В командировки ведь ездят работать, а не отдыхать…
– Даже в Крым?
– Даже в эту заграницу.
– Значит, отношения у вас были достаточно близкие?
– Ну-у… – Дина взяла тарелку с недоеденной яичницей, встала из-за стола и повернулась спиной, чтобы скрыть свои уже начинающие приобретать пурпурный оттенок щеки. – В общем, да. Хотя мне казалось, что в последнее время он как-то стал отдаляться от меня.
Немудрено, подумал я, но, ясно, ничего вслух не сказал.
– Хотите еще? – вдруг выпалила она.
– С удовольствием. Значит, больше вы его не видели?
Она отрицательно покачала головой.
Пока Дина снова наливала в кофеварку воду, насыпала кофе и зажигала плиту, она немного успокоилась. В конце концов, она не совершала никакого преступления.
И все-таки Дина не выдержала моего пристального взгляда и опустила голову. В уголках ее глаз появились предательские слезинки.
– Не расстраивайтесь. Все нормально. – Я накрыл ее руку своей ладонью.
И действительно, почувствовав мою ладонь, Дина взяла себя в руки, утерла слезы и даже кокетливо поправила волосы.
– Скажите, обычно вы встречались здесь, в вашей квартире?
– Да.
Вдруг она подумала о чем-то, повернула ко мне голову:
– А почему вы не поговорите с самим Григорием?
– Понимаете, я не могу его разыскать.
– Его нет дома?
Я отрицательно покачал головой:
– И на работе его не видели.
Дина вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Мне никак не удавалось ее успокоить. Пробовал и ласковые уговоры, и покрикивания – ничего не помогало. Мне хотелось плюнуть и уйти, но делать это было нельзя – слишком уж важные сведения она могла сообщить. Честно говоря, я надеялся выудить еще что-нибудь. И что самое главное – выяснить наконец местонахождение Григория Родина.
Небольшая лужица слез на белом пластиковом покрытии кухонного стола росла с поразительной быстротой. В конце концов я подошел к крану, набрал стакан воды, намочил пальцы и неожиданно брызнул на нее. Дина вздрогнула и разом умолкла, как будто ее выключили.
– Вот и хорошо…
Успокоившись, Дина побежала в ванную, где долго умывалась, чихала, всхлипывала и сопела.
– Значит, больше вы его не видели? – повторил я, когда она вернулась.
– Нет.
– И по телефону не говорили?
– Нет.
– А может быть, вы знаете телефоны или адреса его знакомых, друзей?
– Не знаю.
– Хорошо. Я пойду. Вот вам мой телефон. Если вдруг что-нибудь вспомните или узнаете, прошу незамедлительно сообщить.
Дина кивнула и взяла мою визитную карточку.
– Скажите, – тихо произнесла она, – он жив? Он найдется?
Что я ей мог ответить? Я и сам ничего не знал.
Я вернулся домой уже под вечер.
Итак, что мы имеем? Вырисовывалась странная картина. Родин исчез, однако успел побывать на работе, где его засекла старуха-привратница, а потом еще и у любовницы.
Нормальные люди, вернувшись из командировки (хотя это командировкой назвать было трудно), идут домой и отдыхают, а не шляются целый день по городу. Можно еще было понять, что Родин поехал на работу – там у него нашлись бы какие-то дела. Но зачем он потащился к любовнице? Из одних объятий в другие… Неужели он такой половой гигант?
Мой друг и учитель, следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Александр Турецкий тут обязательно бы заявил, что пахнет криминалом. Действительно, куда мог подеваться крупный чиновник, юрист большой корпорации, заместитель самого Машкина?
Дина говорила, что ее связь с Родиным стала последней каплей, после которой они разошлись с бывшим мужем… А тот работал в той же «Росал». Какой бы неправдоподобной ни казалась эта версия, стоило прощупать.
Всю свою жизнь Гера Трифонов мечтал о славе. И всю жизнь проклятая судьба держала его в тени.
Все началось еще с детсадовского возраста. Целый месяц маленький Гера учил «Мойдодыра», чтобы прочитать его на детском утреннике. Он представлял, как выступит со сцены, все будут долго аплодировать, а потом подарят ему что-нибудь замечательное, – например, конструктор. Но все вышло иначе. Когда подошла его очередь читать стихи, оказалось, что утренник должен заканчиваться. Так что присутствующим не довелось оценить декламаторские способности Геры.
Так с тех пор и повелось. Гера делал все, чтобы его заметили, но везло другим – тем, кто для этого палец о палец не ударил. Гера весь вечер зубрил параграф – к доске вызывали кого-то другого. Гера накачал мышцы, достал невообразимые клеши, научился играть на гитаре – а дворовые девчонки табунчиком бегали за Костылем из соседнего подъезда, который только и умел, что рассказывать анекдоты, а потом ржать как жеребец. Гера посылал свои стихи в журнал «Юность» – но печатали других, на его взгляд гораздо менее талантливых. Он поступил в МИФИ, куда конкурс был двадцать человек на место – а все родственники восхищались его двоюродным братом, которого устроил во ВГИК друг семьи – известный кинорежиссер Ованесян.
Геру спасало только одно – его характер. Он был неисправимым оптимистом и каждую свою неудачу рассматривал как закономерный исход. Значит, что-то не учел, недодумал, если так получилось. Видимо, надо попытаться еще раз…
Когда после окончания института Геру направили в Институт ядерных исследований, он думал, что настал его час. Вот тут-то он развернется!
Но все получилось иначе. Гера придумывал блестящие проекты, месяцами работал над ними, проводил опыты и готовил статьи. А вся слава доставалась заведующему сектором, под руководством которого работал Гера. Причем получалось все само собой: тот, конечно, некоторым образом принимал участие в работе – хотя бы организацией опытов. И он имел право ставить свою фамилию на титульном листе реферата. Но, так как по алфавиту она должна была идти первой, то на нее и обращали внимание. Кроме того, перед фамилией шефа всегда стояла весьма полновесная добавка – «член-корреспондент АН СССР». Все были уверены, что Гера Трифонов лишь ассистировал. Было от чего пасть духом! Но он не сдавался. Его талантливые идеи все-таки время от времени замечали.
