– Вообще-то он довольно старый, – пробормотал он, морща лоб. – Лет пятьдесят уже есть… Наверное.
– Мать?..
– Таисия Павловна, – приободрившись, продолжил Сергей.
– Значит, они в разводе? – полувопросительно-полуутвердительно сросил я. – Кто от кого уходил?
– Отец от матери.
– Почему?
– Кажется, у него появилась другая… То есть мы не знаем, но так думаем…
– Когда это произошло?
– Два года назад.
– И вы остались с отцом?
– Да.
– А как мать относилась к тому, что отец уходит?
– Плохо, – буркнул он.
– А родителям в последнее время никто не угрожал? Звонки странные по телефону были?
Сергей отрицательно покачал головой.
– А с матерью вы видитесь?
– Она умерла год назад…
– Ясно, – смущенно закашлялся я, – а у отца была… Ну был у него кто-то после матери?
– Не знаю, – отрезал паренек, и я понял, что больше он ничего говорить не намерен.
Ну что же, видимо, тут о Родине я ничего не узнаю. Придется продолжить поиски.
Входя в офис компании «Росал», я думал, что оказался в дурацком положении человека, который сам не знает, что ищет. Не было никакой гарантии, что, во-первых, со мной здесь кто-нибудь вообще станет разговаривать, а во-вторых, что, поставив на уши руководство и знакомых Родина и распустив таким образом слух о его исчезновении, через пару часов я нос к носу не столкнусь с объявившимся «свидетелем защиты», который в это время преспокойно оттягивался где-нибудь на даче у знакомых… Выступить в роли паникера-идиота мне, сами понимаете, не хотелось.
И в то же время шестое чувство подсказывало мне, что с этим Родиным что-то не так.
Оставив Сергею свои координаты, я вышел из квартиры с ощущением, будто все равно забыл о чем-то спросить. Это так и вертелось на языке, но придумать, что бы такое я мог упустить, – так и не сумел. Из-за этого и в фирму приехал злой и какой-то несобранный.
Излишне и говорить, что компания «Росал» находилась в центре города, причем занимала большое стеклянное здание с модной пирамидкой на крыше. Такие пирамидки то и дело увидишь на офисных зданиях. Интересно, что находится в этих пирамидках?
Первым делом я решил встретиться с Матвеевым, про которого Лариса говорила, что он близко общался с Родиным.
Но, столкнувшись на вахте с бурным сопротивлением бабки-вахтерши, под прикрытием двух вооруженных омоновцев не желавшей впустить меня в здание ни под каким видом, я решил, что, по идее, вахтер – единственный, кто в любом случае должен был видеть Родина, если он входил или выходил в ближайшие дни из здания.
– Скажите-ка, бабуля, – обратился я к карге, когда уже дозвонился куда-то наверх, в отдел пропусков, и мне после долгих расспросов пообещали через пару минут принести заветную бумажку. Таким образом, мир с вахтершей был установлен и теперь оставалось втереться к ней в доверие. Я угостил бабусю случайно оказавшейся у меня в кармане шоколадкой, после чего та немного подобрела. Даже омоновцы опустили автоматы и присели на мягкий диван, стоящий в холле. В центре холла находился круглый журчащий фонтан, распространяющий вокруг замечательную прохладу. Впрочем, очевидно, тут работали мощные кондиционеры. – Скажите-ка, бабуля, вы часто дежурите?
– Неделю через неделю.
– А последние пять дней?
– Я дежурила, – без особой любезности в голосе ответила вахтерша, лакомясь шоколадкой. – А что тебе надо? Кто входит, кто выходит? Шпиенов ловишь?
Я так и не понял, как следует расценивать ее слова – как неверие в существование «шпиенов» или как сомнение в лично моих способностях их ловить. Старушка услышала, что я адвокат, и, видно, решила, что это все равно что сыщик.
– Знаете Родина?
– Конечно, – откусывая вставной челюстью шоколад, ответила она, – культурный такой, интеллигентный. Всегда поздоровается, когда проходит, на Восьмое марта поздравил… Положительный человек, ничего не скажу.
– А вспомните, в ближайшие дни он мимо вас проходил?
– Проходил, – ни секунды не раздумывая, сказала бабка.
– Точно проходил?
– Ты что думаешь, я слепая, что ли? Раз говорю, значит, видела, – обиделась вахтерша.
В мои планы не входило ее гневить. Но, согласитесь, ответ старухи меня озадачил.
– А что, он каждый день проходит?
– А как же? Работает он, не последний человек в нашем учреждении.
– Но когда вы его видели?
– А в субботу и видела. В субботу я сижу до восьми вечера. Все уже расходились, когда он вошел. Тут у нас в обычные дни полно народу, а по субботам, да еще вечером, – мало. Вот и замечаешь всех, кто проходит. А вон и твой пропуск прибыл, – прибавила она, принимая из рук вышедшей из лифта и подошедшей к ним молоденькой девушки белый листок пропуска. – Иди уже.
– Это вы к Юрию Борисовичу? – спросила она, окинув меня равнодушным взглядом. – Гордеев? Идемте, я вас провожу.
Девушка провела меня по лабиринту светлых, внутренних коридоров.
– Подождите здесь. Юрий Борисович сейчас освободится.
Я не стал садиться в предложенное кресло, а прошелся взад-вперед. Здесь было более жарко, чем в холле.
Девушка вышла из кабинета, села за большой офисный стол с компьютером и, отгородившись от меня папкой с документами, закурила.
Томиться пришлось недолго. Вскоре за белой пластиковой дверью послышались голоса и шаги и Матвеев появился на пороге, провожая предыдущего посетителя. Он широко улыбался и дружески тряс на прощание его руку, одновременно держа ее за кисть и за предплечье, как каратист, который намеревается перекинуть противника через плечо.
– Очень, очень рад, Борис Анатольевич… Всегда заходите… Всегда поможем. Не стесняйтесь, как только что – сразу ко мне. Обсудим всем миром, как говорится…
Едва утомленный бурными прощальными толчками посетитель ретировался, Матвеев с усталым видом повернулся ко мне.
– Это адвокат Гордеев, – подала голос секретарша, – я вам докладывала.
– Вы по поводу… – он сделал вопросительную паузу.
– Родина.
– А, да! Мне же сказали. Проходите. Алла Борисовна, пять минут меня ни для кого не будет… Ходят тут всякие, не знаю зачем, – весело подмигнул он мне.
Поскольку других посетителей не наблюдалось, я понял, что уничижительная фраза относилась к неизвестному мне Борису Анатольевичу.
– Слушаю вас! – с другим уже лицом повернулся Матвеев ко мне, когда мы оказались в его обширном, светлом кабинете. – Что случилось?
– Да пока еще неизвестно. Возможно, что ничего… – уклончиво ответил я и тут же понял, что допустил тактическую ошибку. Услышав слово «ничего», Матвеев насторожился и напрягся, явно отталкиваясь от противоположного. Вот если бы я прямо с порога объявил: случилось страшное, – он бы и бровью не повел, уверенный, что в конце концов речь пойдет о мелкой аварии.
