Самохин обследовал его, не нашел «сюрпризов», открыл, а Филя достал из полости стального ящика стеклянную кофейную баночку – от растворимого кофе, внутри которой находилось немного белого, напоминающего не то соль, не то сахарный песок порошка. И небольшую, обтянутую вишневым бархатом коробку.
– Понятых снова попрошу подойти поближе, – скомандовал Грязнов, принимая снизу «подарки». – Будем фиксировать. Начнем с коробки. Записывай, – сказал он сотруднику, составляющему протокол. – Коробка, стало быть, фирменная… Откроем, посмотрим… Эва, мамочка моя!
Все присутствующие тут же сунулись к коробке, лежащей на столе. И чего было удивляться? Коробка-то оказалась пустой! То есть каких-то драгоценностей, которые могли бы в ней находиться, не было. Зато одиноко лежал на черном теперь бархате так называемый ценник. Надпись была сделана на нем латинскими буквами.
Грязнов передал его эксперту-криминалисту. Иосиф Ильич снова достал свою неразлучную лупу, прочитал, шевеля губами, и сказал:
– Ну, в общем, изделие называется ожерельем, золотым. С брильянтами. Производство ювелирной фирмы… Маскони, что ли? Нечетко, стерто тут, надо будет уточнить, анализ покажет. Ого, господа! Ну я вам скажу! А вы знаете, сколько за него, за эту золотую с брильянтами штучку, было заплачено? Так я вам сейчас скажу! Четыреста девяносто семь тысяч. Ну да, вы верно подумали – долларами. А вот и углубление на материале для этого изделия. Оно тут и лежало. Фирменная коробочка. Тоже стоит, наверное, недешево.
– Но самого-то ожерелья нет? – разочарованно развел руками Турецкий.
– Как видите, – ответил Иосиф Ильич. – Но, уверяю вас, Александр Борисович, оно тут обязательно было. Ну ладно, это теперь уже детали, а вот что у нас в баночке, позвольте полюбопытствовать?
– Если вы разрешите мне высказать свое мнение, – неожиданно излишне учтиво заметил Филя и, дождавшись благосклонного кивка Грязнова, продолжил: -…То мне лично очень бы не хотелось проверять этот порошочек на вкус, но я почти уверен, что это и есть та самая таллиевая соль, с помощью которой была отправлена на тот свет Инна Александровна Осинцева, а также целый ряд давних сослуживцев господ Носовых. Или я тогда вообще ничего не понимаю… в сухофруктах.
– Ты фиксируй, все фиксируй, – поощрил Грязнов своего сотрудника. – Анализ покажет. Он все нам покажет. Обычную соль или там сахар никто ведь не станет хранить за семью замками в тайном подземелье? Иосиф Ильич, это уже по вашей прямой части. Будем ждать результатов с нетерпением. Ну что, товарищи, неплохие открытия? Или есть другие мнения? Если нет, заканчиваем. Все найденные вещдоки отправляем в Экспертно-криминалистическое управление. А здесь жилплощадь закрываем и опечатываем. После завершения протокольных формальностей посторонние могут быть свободны. Благодарю вас, товарищи, за помощь правоохранительным органам.
Турецкий хмыкнул, но, встретив осуждающий взгляд Грязнова, сделал вид, что это он просто случайно кашлянул. Ну – поперхнулся!
По привычке не оставлять дела незавершенными Грязнов-старший, садясь в машину, сказал:
– А теперь давайте на минутку подскочим в этот Денискин ДЭЗ. Хочу поглядеть на его начальницу. Пару вопросов неудобных задать.
Вереница из четырех машин, три из которых были оборудованы милицейскими мигалками, медленно и торжественно выехала из двора под арку. Дворничиха с двумя понятыми и Мария Ивановна из ДЭЗа, которая постеснялась, а может, и не захотела просить, чтоб ее подвезли на службу, остались обсуждать – что же еще! – кошмарную историю, свидетелями и даже отчасти участниками коей они все невольно стали.
Хитрый Вячеслав Иванович, прощаясь, не захотел предупреждать их о необходимости молчания, об ответственности, о прочем. Все это было ни к чему, поскольку народ у нас – он знал – простой и давно для себя почуял основные прелести свободы и полнейшей демократии. По той же причине, если ему прикажешь: молчи, он обязательно будет трепаться на всех углах. Менталитет нынче таков, никуда не денешься. Поэтому пусть болтают, врагов надо попугивать.
А тут этакий подарок, понимаешь!.. И факты немедленно стали обрастать дополнительными сведениями, больше похожими на слухи, догадками, неожиданными выводами и прочим, что уже до конца дня позволило немалой части жильцов дома на Тихвинской улице сделать выводы, будто в их подвале свили себе гнездо террористы, одного из которых тут же схватили, а он оказался… ну конечно же очередным чеченским бандитом…
Но это ладно, слухи – они, возможно, и останутся слухами в конечном счете. Когда же Мария Ивановна наконец добралась до своей конторы, а случилось это лишь во второй половине дня, то есть часа только три спустя, такие же сотрудницы, как она сама, шепотом доложили, что тут, в конторе-то, та-акое было! Господи упаси нас, грешных!
Прикатили генералы! Да при охране! Потом Алевтину-то Николавну чуть в тюрьму не посадили, допрос ей учинили строгий, а после отпустили, предупредив сурово, чтоб никуда не отлучалась, и она теперь вот уж который час сидит в своем кабинете, и лица на ней нету…
На самом же деле все было гораздо проще.
Оба Грязновы вошли в кабинет начальницы ДЭЗа, генеральская форма одного и наглый вид другого вмиг лишили ее всякой способности к сопротивлению. Она поняла, что влипла. И на этот раз основательно. И, значит, единственной формой спасения может быть только полнейшее согласие немедленно сотрудничать и говорить правду, и только одну голую, в смысле – обнаженную и чистосердечную правду.
Она уже открыла рот, чтобы начать изливать свои признания, но Вячеслав Иванович, уже, естественно, информированный племянником, опередил ее строгим вопросом:
– Этот Кирьяк Захар Захарович, он кто – подставное лицо? Или настоящий хозяин помещения, на которого вы оформляли?
Видимо, у Алевтины Николаевны все же оставались еще какие-то надежды, что гром минует ее. Она расширила удивленные глаза и почти наивно спросила:
– Какой, простите, Кирьяк? Я такого не знаю. Говорите, Захар Захарович? А это кто?
Ага, значит, испугалась, но еще не прониклась. Можно исправить положение.
– Достань, – кивнул Денису Вячеслав Иванович.
Денис вынул из кармана диктофон, поставил на стол перед носом Алевтины и включил. Послышался ее же истошный крик: «Захар Захарыч, вы идите и утрясайте этот вопрос сами! Ехайте куда хочете, но утрясайте! Иначе плохо будет! Я знаю, я по глазам читать умею! Грязнов какой-то, откуда я знаю?..»
Денис выключил диктофон и убрал его в карман.
– Ну? – сурово спросил Грязнов-старший. – Узнали, надеюсь, собственный-то голос? Повторяю вопрос!
– Ах… э! А… я-то и не поняла-а… Откуда ж знать, что Кирьяк его фамилия? А? Захар, говорите, Захарыч? Да кто ж он, я что-то не вспомню! Ах, ну вот! Это ж он и приводил того, который квартиру оформлял. Нежилое помещение – для ремонта там, под контору, да. Вспомнила! Он, как же того фамилия-то? Ах да, Говорыкин который. Посредник он! Вот кто! Ну вы ж знаете, как сегодня с жильем-то. Конторы пооткрывали всякие, интересуются, где свободно, населению помощь оказывают. Платную. Посредничают. Вот и он, Захар Захарыч, тоже…
