Гордеев решил, что распить с начальником очередную бутылочку коньяка будет делом совсем не лишним. Тем более, неизвестно пока, насколько тут придется задержаться. Да и вообще, захочет ли Андрей Репин принимать милость из рук Лидочки Поспеловской.
Много еще всяких вопросов накопилось за последние дни у адвоката. Да вот хоть и такой, например.
Известно, что колонии строгого режима обычно не располагаются рядом с поселениями или с обычными исправительно-трудовыми учреждениями, хотя бы даже и усиленного режима. То есть, другими словами, их место – в городах, возле крупных предприятий, где можно использовать труд заключенных, не боясь при этом, что они убегут. Правда, в последнее время, особенно после передачи ИТУ в ведение Министерства юстиции, прежние порядки во многом нарушились, а в другой раз и сам черт не разберет, где и какие порядки надо устанавливать. Говорится об этом много, но порядка пока не достигнуто. Вот и эта проблема в данном случае занимала Гордеева. Он же ехал с шофером, который вез сюда запчасти для бензиновых пил. А с каких это пор зеков строгого режима в лес выпускают?
Борис Серафимович уже, вероятно, проникся некими чувствами в отношении московского адвоката, не побрезгавшего его гостеприимством, и рассказал, что вообще-то эта колония в самом деле была поначалу усиленного режима. Но не так давно, как раз года два назад, кому-то из московских чиновников пришла идея объявить ее строгой. Так ведь объявить – одно дело, а условия строгого содержания создать – совсем другое. И очень даже непростое! Вот и объявили, переименовали, стали присылать осужденных по убойным статьям, отморозков всяких и беспредельщиков, а условия-то содержания, по сути, остались прежними. Вертись, мол, полковник, как хочешь, но обеспечь! Что тебе обеспечь?! Как?!
Видно, эта тема была самой острой для Предыбайло, и рассуждать о ней он мог часами. Но и Юрию тоже хотелось поскорее заняться конкретным делом. Поэтому он максимально вежливо поблагодарил начальника колонии за толковые разъяснения и предложил продолжить беседу вечерком, за рюмочкой хорошего коньячка. Если, конечно, Борис Серафимович не возражает.
Нет, полковник не мог возразить против столь разумного предложения и, сняв трубку, сердито поинтересовался, почему до сих пор не выполнено его указание и ему все еще не доложено, что осужденный Репин уже находится в указанном помещении?
– Что-о?! Только ведут? Так какого ж… хм! – Он опустил трубку на аппарат и поднялся, чтобы лично проводить адвоката в соседнее помещение…
Андрей Репин выглядел примерно так, как Юрий Петрович себе его представлял. Выше среднего роста, плечистый, видимо светловолосый, хотя по стрижке-нулевке определить масть было довольно затруднительно. Лицо спокойное, похоже, упрямый и волевой парень. Да уж какой теперь парень – вполне взрослый и наверняка опытный мужик! Колония, известно, может и убить в тебе человека, и быстро заставить повзрослеть, так сказать – на ноги поставить. Андрея, кажется, уже поставила сама жизнь. И голодным он не выглядел. Тоже разные тому могли быть причины. Известно ведь, что к осужденным по сто пятой статье Уголовного кодекса, то есть к убийцам, на зонах особое отношение других заключенных. Тут и влияние местных паханов, и атмосфера строгого режима, и многое другое.
Самое же любопытное для Гордеева заключалось в том, что Репин, казалось, совсем не интересовался, зачем к нему приехал московский адвокат. Не мог же не знать. Местный телеграф наверняка уже донес о посетителе. А он смотрел на Юрия Петровича будто на пустое место. Так стоило ли ехать? Или это реакция на присутствие хозяина, то есть начальника ИТУ на языке осужденных?
Предыбайло критически оглядел Репина, непонятно с каким чувством покачал головой и наконец кивнул разрешающе Гордееву. А сам вышел и махнул рукой контролеру, который привел сюда Андрея, чтоб шел за ним, оставил помещение.
– Ну здравствуйте, Андрей Петрович, – улыбнулся Гордеев, протянул ему руку, пожал его загрубевшую ладонь и пригласил садиться напротив. – Как настроение?
– Вы?..
– Юрий Петрович Гордеев, в дальнейшем – ваш адвокат. Некоторым образом тезка.
– Ладно, учтем. Так вы, значит, приехали, чтобы спросить, какое у меня может быть настроение? – В голосе явно звучала насмешка.
– Нет, это проверка вашей реакции. Стонать начнете и жаловаться или орать и врать, требуя немедленной справедливости. Ни то и ни другое, – значит, жить будете, как выражаются остряки хирурги. Раз хватает сил на юмор, наше дело пойдет. Ну хорошо, а теперь слушайте меня внимательно, поскольку я не знаю, сколько у нас с вами будет времени на все разговоры. Не знаю также, готовы ли вы сами к тому, что хочет предложить вам Лидия Валентиновна Поспеловская, которая, собственно, и наняла меня для вашей защиты. И наконец, у меня нет пока никаких твердых доказательств вашей невиновности, кроме эмоциональных, но, повторяю, голословных заявлений указанной дамы. Впрочем, уезжая сюда, к вам, я дал указание своим друзьям-коллегам из одного частного разыскного бюро проверить кое-какие факты, сам смотрел ваше дело, беседовал с судьей. Некоторые соображения у меня сложились, но, естественно, без вашей заинтересованной помощи я ничего сделать не смогу. Готовы сотрудничать? Тогда давайте начнем без всяких предисловий.
– Но я должен задать вам, Юрий Петрович, несколько вопросов, которые для меня являются главными. А уже потом скажу о своем окончательном решении. Я могу начать спрашивать?
– Валяйте! Все, что знаю, ваше.
– Отлично. Лида сама к вам пришла или ее кто-то заставил?
– Я беседовал и с ней, и с ее отцом. Идея приглашения адвоката, как мне показалось, была явно не его, но он, в общем, охотно поддержал инициативу дочери.
– А… остальные? Они как отнеслись к этой «инициативе»? – Он опять насмешливо сморщил нос.
– Понятия не имею. Больше я ни с кем не встречался. А что, для вас это важно?
– Я бы хотел, к примеру, знать, что думают на сей счет мой двоюродный братец, его дядя… Эти люди, надеюсь, вам известны?
– Зря надеетесь, нет. Но не исключаю, что они уже могли стать известными моим коллегам, о коих я упоминал. Попозже я свяжусь с Москвой и постараюсь выяснить новости. Из рассказа же Лидии Валентиновны знаю лишь то, что Григорий Носов просто исчез, растворился, так сказать, в пространстве, и брошенная им женщина, родившая прелестного мальчика Васю, названного в честь дедушки по отцовской линии, не видела несостоявшегося своего мужа около двух лет. О чем и не жалеет. Именно это она и просила передать вам. Сразу по приезде. До того, как мы займемся текущими делами.
Репин помолчал, глядя на лежащие на коленях свои кулаки, а потом сказал:
– А… Валентин Васильевич, он как? В смысле, – чего говорил?
– Сказал, что заплатит за вашу свободу любые деньги. Ну то есть поможет дочери заплатить недостающую сумму. К сожалению, защита, при которой адвокат вынужден вести собственное расследование, что нашим законом ему категорически противопоказано, в денежном отношении стоит дороже обычного выступления в судебном заседании, где все факты изложены недвусмысленно и достоверно.
