– Ага, – сказал Шишков и не удержался, посмотрел в заднее стекло.
– Да чего ты все туда пялишься?! – засмеялся Жора. – Типа подмоги ожидаешь?
– Ты это брось, – поддержал брата Антон. – Подмоги, во-первых, не будет, а во-вторых, она и не понадобится. Сами все порешаем успешно и к обоюдному удовольствию. Итак…
Антон осекся, потому что сзади действительно показались проблесковые маячки милицейского «форда».
– Твою мать! – сказал Жора, и Шишков улыбнулся.
– Ладно, не ссать, – сказал Антон. – По грибы едем.
Милицейский «форд» дал сигнал обгона, медленно пошел на обгон… сердце Шишкова ликовало. «Форд» плавно обошел машину Трофимовых – никто из милиционеров в салон трофимовской машины даже не взглянул – и так же плавно и мощно пошел по трассе вдаль.
– М-да, – сказал Антон. – Так вот… Помнишь, Витек, там, в доме, ну когда ты себя Джеймсом Бондом возомнил… и убил одного, а другого твоя сучка зацепила. Впрочем, ладно. Ты там парня одного на выходе зацепил, помнишь? Сына Бутусова, как выяснилось, ну помнишь?
– Ну помню, – обреченно выдохнул Шишков. Он был уверен, что милицейская машина послана ему навыручку, и теперь ему стало совсем плохо.
– Помню, – повторил Шишков. – Помню, удивился я тогда: вот, думаю, уроды эти Трофимовы – даже сына прокурора в свои сети втянули!
– Ладно-ладно! – слегка ткнул Шишкова в бок пистолетом Жора. – Ты отсебятину-то при себе оставляй… «уроды»… а то, знаешь, мне тебя грохнуть все равно что пукнуть.
– Жора, не беспокой клиента, – мягко возвращал Антон Жору в мирное русло. – Дай лучше Витьку бумагу, ты ж напишешь сейчас, Витек, что, дескать, не было в доме Трофимовых никакого сына прокурора Бутусова – померещилось тебе со страху. А как раз наоборот, выбегая с наганом из нашего дома, ты наткнулся на улице на парнягу – как раз сына прокурора Бутусова – и, угрожая ему пистолетом, велел угнать скорее какую-нибудь тачку помощнее, предполагая в дальнейшем на ней избегнуть кары за причиненные убийства и ранения… Я не слишком поэтично выражаюсь? А, Витек?..
Жора гыгыкнул.
– Это ничего, – продолжал Антон. – На бумажке-то ты это по-научному изложишь. Усек?
Шишков немного подумал, и то, что вырисовывалось в результате его мыслительной деятельности, логичным назвать было невозможно. Поэтому он спросил:
– Это вроде как я, уважаемый в городе человек, и на тот момент даже истязаемый заложник, сначала приказал сыну прокурора угнать машину, чтобы убежать, а потом сам же и вызвал милицию? Так, что ль, получается?
– Да! – расцвел в улыбке Антон. – Видишь, схватываешь налету. Так что пиши.
– Да никто ж не поверит в такие бредни! – тоже засмеялся Шишков. – Это ж бред!
– Вот и отлично! – радовался Антон. – Пиши!
– Не буду, – сказал Шишков.
В машине воцарилась зловещая тишина.
– Да? – тихо спросил Жора. – Это почему ж?
– Потому что вы сволочи. И, если вам так нужен этот бред, что вы меня аж из тюрьмы вынули, значит, он нужен вам очень-очень. А я для вас ничего делать не буду. Мы об этом уже подробно говорили, так что давайте не возвращаться.
Машина, мягко проседая на рессорах, неслась вперед. Город давно кончился, то и дело попадались на пути лесополосы, чернел на горизонте лес. После последней фразы Шишкова в салоне стало совсем тихо. Не выдержал этой тишины почему-то именно Шишков. И сказал, добавил, – видимо, для того, чтобы окончательно отрезать самому себе пути к отступлению:
– Не-на-ви-жу.
Тишину в салоне по-прежнему ничто не нарушало.
– Там, подальше, – вдруг тихо сказал Жора Антону, – сверни в лесок.
«Конец», – подумал Шишков. И сразу ему стало легко. «Пусть убивают. Надоело». Последние дни жизни Шишкова превратились в сущий ад. «Вот и ничего… – думал он, – скоро все и кончится».
Ход его мыслей прервал вдумчивый голос Антона. Антон обращался к брату:
– А чего ты в леске делать надумал?
– Две в грудь, контрольный в голову, остальное черви съедят, – высказался Жора и спрятал пистолет.
Шишкова передернуло от такой деловитости.
– Это ты типа обиделся, что он бумагу писать не хочет? – спросил Антон.
– Ну.
– Знаешь, что я думаю… Можно мне вообще, как брату, высказать мысль? А, Жор? Можно?
– Ладно, валяй, не юродствуй.
Антон театрально глубоко вздохнул и сказал:
– А давай наплюем ему в рожу и убивать не станем?
– Как это – не убивать? – Удивлению Жоры, казалось, нет границ.
Шишков слушал и не знал, не понимал, что сейчас этот спектакль разыгрывается именно и только для него, что между братьями все давно решено и отступлений от намеченного плана они не допустят. А Шишкову казалось, что ситуация разворачивается прямо сейчас, на его глазах, что братья еще спорят и к общему мнению не пришли, а значит, на него, на это мнение, можно еще влиять.
– А ты посмотри на него! – сказал Антон. – В нем же жизни уже не осталось. Он жить ведь не хочет. Чего с такого взять? Конечно, такой не только бумажки для друзей не подпишет, такой перед смертью из принципа даже стонать на будет.
– А мне его стоны по барабану, – сказал Жора.
– Сможешь найти его деточек? – Антон по-прежнему обращался к брату.
«Вот это да! – сверкнуло в голове Шишкова. – Дети!» Он понял, что на этот раз он попался всерьез. Какие бумажки?! Шишков знал, что ради спасения жизней своих двух дочерей он пойдет на все что угодно! На все что угодно!..
– А чего их искать? – как бы размышлял вслух Жора. – Они в деревне у бабки… тут, под Люберцами.
И опять в салоне наступила тишина. «Пытка тишиной», – подумал Шишков. Он понимал, что тишина – это своеобразное давление на его психику, предоставление ему, Шишкову, возможности в красках вообразить зверскую и кровавую расправу над его дочерьми. Шишков представил, как боров Жора насилует его Василису…
Из глаз Шишкова полились тихие слезы.
– Давай бумагу, – обратился Антон к брату. – Витек созрел.
Жора положил на колени кожаный портфель, вынул несколько листов чистой бумаги, положил на портфель, переложил портфель на колени к Шишкову. Сунул ему в непослушные пальцы ручку.
– Все равно останавливаться придется, – сказал Жора Антону, – зачем на кочках писать?! Так что… давай в лесок.
Антон повернул к ближайшей лесополосе.
Нужное братьям Трофимовым признание Шишкова лежало в кожаном портфеле на заднем сиденье их машины, а сами братья добивали ногами уже бесчувственное тело Шишкова. Жора в последний момент поскупился на патроны или только сделал вид, что поскупился, а на самом деле хотел кожей ощутить смерть Шишкова, как бы то ни было, а последние сорок минут братья методично и смачно избивали замдиректора таксопарка. Последние восемь минут они пинали бесчувственное тело.
