Софа прервала размышления Надежды нетерпеливым жестом, и
Надежда поняла ее намек.
— Сейчас начну. Вы, Софа, помните, при каких
обстоятельствах мы с вами познакомились?
— Разумеется, — ответила Софа.
— И вы помните, что в послеродовой палате нас было
шесть человек?
— Помню, переходите ближе к делу, Надя.
— Хорошо, я изложу вам факты. А вы уж сами решайте, что
с ними делать. Мою подругу Любу две недели назад убили в подъезде. Какой-то
хулиган стукнул камнем в лифте по голове и отправил лифт на верхний этаж.
Узнала я об этом совершенно случайно — встретила на улице Любину дочку.
Софа не стала ахать, всплескивать руками, а молча ждала
продолжения.
— Я очень расстроилась из-за Любиной смерти и позвонила
Вере, мы раньше дружили, но не виделись несколько лет.
Дальше Надежда вкратце рассказала историю, случившуюся с
Верой.
— Женщина погибла, сев за руль Вериной машины, я твердо
знаю, что это не Вериных рук дело. А теперь послушайте, что случилось со мной
неделю назад.
Софа очень внимательно выслушала Надеждин рассказ про
убийство Зинаиды, особенно Надежда обратила внимание на то, как похожи оба
убийства.
— И как вы считаете, Софа, возможны такие совпадения?
— Хм-м, — неопределенно заметила Софа, но в глазах
ее Надежда увидела неподдельный интерес. — И вот вы сопоставили эти три
события и решили, что кто-то хочет отомстить или устранить всех женщин, которые
лежали в 1971 году в одной палате в роддоме номер 17?
«Приятно иметь дело с умным человеком», — подумала
Надежда.
— Я понимаю, это не научный подход, но я не делала
никаких обобщений, просто решила, что связывает нас всех только роддом. И я
позвонила Любиной дочери, она работает в том самом роддоме, и она мне
рассказала, что врач, который принимал наших детей, умер пять лет назад, а
сестричка Клавочка, недели этак две тому, шла с дачи поздно, и ее удушили
шнурочком и бросили в пожарный водоем. Вам интересно?
— Весьма впечатляет, — осторожно ответила
Софа. — И вы захотели удостовериться, что меня не убили в подъезде и не
удушили шнурком?
— Не совсем так, — смутилась Надежда. Может быть,
такой прямой подход и хорош для научных работников, но в жизни это несколько
ошарашивает. Интересно, права ли Надежда насчет Софиной работы?
— Простите, Софа, а где вы сейчас работаете? — не
удержалась Надежда.
— Работаю по специальности в одном НИИ, последнее время
на полставки, — коротко ответила Софа.
«Значит, я правильно угадала, только в каком же это НИИ
сейчас платят хорошие деньги? Потому что у Софы нет такого озабоченного взгляда,
который появляется у женщины, когда ей не хватает денег. Может, муж хорошо
зарабатывает?»
Но спрашивать о муже Надежда не решилась.
— Мне, конечно, очень неудобно, но, во-первых, я рада
видеть вас живой и здоровой, а во-вторых, может быть, вы припомните, не
произошли ли с вами в последнее время какие-либо необычные случаи?
— Нет, со мной ничего не случилось. Но если во всем
этом, что вы мне сейчас рассказали, есть хоть какое-то рациональное зерно и
факты не притянуты за уши, то я должна поблагодарить вас, Надя, за
предупреждение.
«И на том спасибо!» — подумала обиженная Надежда.
— Вы со всем этим не обращались в милицию? —
продолжала Софа.
— Пока нет, ведь все эти убийства произошли в разных районах
и занимаются ими абсолютно разные люди. Что касается убийства у нас в подъезде,
то там, я полагаю, никого не найдут, все спишут на хулиганов. Подумаешь,
пьянчужку какую-то в парадной по голове стукнули! Шум из-за нее никто поднимать
не будет.
— Да-да, конечно, — рассеянно ответила
Софа. — Значит, вас трое, детская сестра Клава, потом вы нашли меня,
остаются еще двое — та молоденькая девочка и…
— Эля…
— Эля Новицкая, — задумчиво протянула Софа.
«Интересно, это у нее такая хорошая память или она что-то
знает про Элю, чего не знаю я?»
Что-то удержало Надежду от прямого вопроса. Она внимательно
посмотрела на Софу и столкнулась с таким же внимательным взглядом. Несколько
минут женщины молча смотрели друг на друга. Надежда первая отвела глаза,
следовало признать, что Софа ей не по зубам.
— Забыла вам сказать, кто-то в роддоме залез в архив и
украл все папки за 1971 год, вернее, не все, а совершенно определенные.
— Там были медицинские карты наших детей! —
утвердительно сказала Софа.
— Именно так!
— Ну что ж, — Софа поднялась со скамейки, —
если тут нет ошибки, все это может быть очень серьезно. Сейчас мы простимся, но
я вам обязательно позвоню.
Она записала Надеждин телефон и откланялась. После ее ухода
Надежда посидела еще немного на скамеечке, наблюдая, как чей-то рыжий сеттер
гоняет по аллее кленовые листья, потом спохватилась, что одинокая фигура в
пустынном саду представляет собой удобную мишень, и поспешила к выходу.
* * *
Софа с детства мечтала заниматься наукой. Еще в три года на
вопрос взрослых «Кем ты хочешь стать?» она отвечала абсолютно серьезно: «Я буду
ученым». Слыша такое из уст трехлетней крохи с бантиком, взрослые смеялись, но
время шло, проскочили детский садик и начальная школа. Софа училась блестяще по
всем предметам, хотя такие вещи как литература и история ее абсолютно не
интересовали. К шестому классу уже стало ясно, что Софа обладает железной
волей, внутренней дисциплиной и умением доводить до конца любое начатое дело,
пусть неприятное. Родители, наблюдая за своей дочкой, не могли не признать, что
все эти качества должны быть присущи настоящему ученому. Но основным качеством
ученого является талант, и хоть Софа и обнаруживала способности по многим,
предметам естественного направления, предпочтения пока никакой науке не
отдавала. Но к старшим классам все встало на свои места, Софа твердо решила,
что будет химиком, она полюбила эту науку. Следовало подумать о поступлении в
университет, поэтому Софа перешла в специальную школу с химико-биологическим
уклоном. Она по-прежнему хорошо успевала по всем предметам, хотя из
гуманитарных всерьез занималась только английским, а с литературой и историей
поддерживала, так сказать, политику вооруженного нейтралитета, то есть дала
понять учителям: «Вы меня не трогайте, и у вас не будет со мной никаких неприятностей».
По истории Софа внимательно читала учебник и честно заучивала даты, историчку
это вполне устраивало, обе уходили с урока довольные друг другом.
Иное дело было с литературой. Учитель был не то чтобы
идеалистом, скорее фанатом одной идеи. Идея эта заключалась в том, чтобы
выпустить из специальной химической школы полноценных людей, не дать им
зациклиться на естественных науках. Литератор справедливо полагал, что
талантливый ребенок талантлив во всем, надо только помочь ему выразить этот
талант. В основном, его умозаключения были правильными, ребята с удовольствием
ходили на его уроки, но с Софой ему пришлось попотеть.
