Я машинально посмотрел на кисть левой руки, но вспомнил, что часы на моем теле «найдены не были».
– Без четверти двенадцать, – подсказал сержант, заметив мой жест.
– А число?
– Девятнадцатое.
Значит, Мартова-Грина похоронили вчера.
– Всего наилучшего, – пожелал сержант, высаживая меня из машины перед гостиницей «Лев и корона».
Я вошел в холл и, спрятавшись за кадкой с пальмой, проследил в окно, как отъезжает от подъезда гостиницы его машина. Затем подошел к портье и попросил расписание поездов на Лондон.
Тем же днем, тремя часами позже, стоя в Хитроу в очереди на регистрацию рейса на Петербург, я заметил сквозь стеклянную дверь аэропорта того самого ямайца-таксиста в растянутой вязаной шапке, который во вторник вез меня в Крайстчерч. Клянусь, на нем было мое пальто!
Москва встретила меня белым снегом, десятиградусным морозом и гололедом. Выйдя из здания аэропорта, я поначалу направился к стоянке такси. Но потом одернул себя. Нет уж, осторожность так осторожность. Хватит с меня этих «случайностей» на шоссе. Поеду-ка я как нормальный человек – на автобусе. Во всяком случае, если кто-то опять задумает наслать на меня «КамАЗ», то, возможно, соображение, что при этом придется загубить еще сто человек, его остановит. Да и «Икарус» не так-то просто выкинуть на обочину…
Домой я доехал без всяких приключений. Лена встретила меня с очередным настенным ковриком в руках. Видимо, подыскивала подходящее место, чтобы его повесить.
После поцелуйчиков и объятий я торжественно вынул из полиэтиленового пакета (я вернулся из Лондона с двумя большими пакетами, основное место в которых занимали мягкие игрушки, открытки и сувениры, подаренные сердобольными крайстчерчцами. Таможенники, когда увидели, что именно я везу в Россию, просто обалдели) тарелку с изображением принцессы Дианы. Из небольшой суммы, выделенной мне, я сумел купить для Лены подарок.
– Ой, – обрадовалась она и тут же стала прилаживать к ней веревочку, чтобы повесить на стену. Замечу в скобках, что стены квартирки уже почти сплошь были увешаны разными ковриками, кашпо, маленькими картиночками в рамках и всякими другими прибамбасами. Лене придется поискать свободное место…
– Меркулов несколько раз звонил, – как бы между прочим сказала Лена, – спрашивал, не вернулся ли ты.
Я тотчас же схватился за телефон. Меркулов никогда не будет звонить без цели. Не такой у него характер, да и времени на пустую болтовню у заместителя генпрокурора не бывает. Значит, есть новости…
– Да, я слушаю, – раздался знакомый голос, после того как секретарша соединила меня с ним.
– Константин Дмитриевич, здравствуйте. Гордеев беспокоит.
– Привет. Когда приехал?
– Только что.
– Есть новости. Время на раскачку требуется? – без лишних церемоний произнес Меркулов.
– Да нет. Бодр и весел. Рвусь в бой.
Пожалуй, не буду пока никому рассказывать о своей эпопее с речкой.
– Добро. Тогда ноги в руки – и ко мне. До трех я на работе.
– Есть, – по-военному ответил я и положил трубку.
Заметив, что я снова зашнуровываю ботинки, Лена надулась.
– Ты снова уходишь? Даже не отдохнешь с дороги?
Я сделал вид разведчика, отправляющегося на важное задание:
– Нет времени, милая. Работа такая, понимаешь?
Она закивала:
– Работа у нас такая, забота наша простая…
– Вот именно.
– Когда вернешься?
Я развел руками:
– Не знаю.
Я действительно не знал.
Жаль, что моя машина превратилась в груду металлолома. То есть ее, конечно, можно было починить, но уделить целый день, чтобы отбуксировать ее с аварийной стоянки в ремонт, я не мог.
– Возьми мой джип, – протянула Лена ключи.
Я взял ключи и с благодарностью поцеловал ее.
– Никогда не забуду твой доброты.
– Ну садись, Юра, – кивнул в сторону свободного стула Меркулов, когда я вошел в его кабинет, – рассказывай.
– Нечего рассказывать. Мартина Грина нашли мертвым в собственном саду. Сдается мне, что старику помогли отойти в мир иной.
– Так ты не успел с ним встретиться?
Я покачал головой:
– Лежал в больнице.
– Ого! Захворал в командировке?
– Долго рассказывать, Константин Дмитриевич. Скажу только, что интерес к моей персоне не угасает, а, наоборот, увеличивается.
– Понятно… Ну ладно, значит, и в Лондон вхолостую прокатился. Ну ничего, все к лучшему. Вот, посмотри-ка, что мне удалось раскопать.
Он протянул мне лист бумаги.
СПРАВКА
15 августа сего года в Сиэтле, штат Вашингтон (США), в возрасте 75 лет скончался Уолтер Фитцджеральд Кинн. Смерть наступила вследствие обострения состояния ввиду застарелого рака легких.
По оперативным данным Уолтер Кинн является изменившим фамилию сотрудником Посольства СССР в Вашингтоне Алексеем Кондрашовым. Несколько лет Кондрашов являлся заместителем резидента Первого главного управления внешней разведки КГБ Леонида Теребилова. Незадолго до отзыва Теребилова в СССР (апрель 1971 года) Кондрашов исчез из поля зрения. Позже выяснилось, что он получил политическое убежище в США.
– Откуда это? – спросил я, возвращая Меркулову листок.
– Неважно. Из надежного источника. Как ты заметил, ничего секретного в этой справке не содержится.
– …Но зато заставляет задуматься, – перебил я Меркулова, – значит, весьма вероятно, что именно Кондрашов написал письмо Владиславу Михайлову.
Меркулов кивнул.
– Очень вероятно. Перебежчиков не так уж много, а больных раком – совсем чуть-чуть.
– Так. Значит, Михайлова отозвали после того, как он пожаловался в Центр на «потомственного разведчика» Василия Теребилова, который устроил дебош в ресторане. Через некоторое время отозвали и самого Леонида Теребилова.
– Ясно, – заметил Меркулов, – что эти два события связаны. Сын потащил за собой отца. В те времена такое не прощали.
– А нажаловался на Васю Теребилова не кто иной, как Михайлов!
– Да.
– С этими сроками совпадает и вызов Михайлова, арест и суд. Напрашивается вывод, что… арест Михайлова был подстроен Теребиловым, у которого вырос большой зуб на Михайлова. Об этом пишет Кондрашов в своем письме к Владиславу Михайлову.
– Логическая цепочка выстраивается красивая, ничего не скажешь. Только вот основания для внесения протеста явно недостаточно.
Это точно. Справка, которую добыл Меркулов, расставляла все по полочкам, однако не прибавляла доказательств.
