Старик встал на эскалатор. Потом, наверху, он миновал стеклянные двери и свернул направо. Вышел на улицу и, обойдя здание метро, направился к Чистопрудному бульвару. Однако внезапно встал на остановке трамвая.
Через пару минут дребезжащее всеми частями транспортное средство подкатило к нам. Немногие пассажиры заняли места – трамвай остался наполовину пуст. Я уселся через два ряда кресел за стариком. Трамвай отъехал. Спустя некоторое время старый конспиратор оглянулся, окинул взглядом салон трамвая и, видимо не обнаружив ничего подозрительного, встал, вынул из кармана талончик и направился ко мне.
– Пробейте, пожалуйста.
Я неумело воспользовался висящим рядом компостером (черт, я уже не помню, когда последний раз ездил общественным транспортом) и подал талон старику. Он взял его, положил в карман и негромко сказал:
– Через одну остановку выходим.
Он снова сел на свое место.
Снаружи моросил мелкий дождик. Капли размазывали грязь по стеклам трамвая. Асфальт потемнел, а немногие прохожие как по команде достали припасенные зонтики. Между тем трамвай все дальше увозил от моей машины, одиноко стоявшей рядом с метро.
Наконец трамвай остановился и старик заторопился к выходу. Я последовал его примеру, уже схватился за поручень у дверей, как мне на плечо легла чья-то тяжелая рука.
– Ваш билет!
Здоровенный детина, которому больше подошла бы работа комбайнера или кузнеца, стоял за спиной.
Я видел, как старик уже обходил трамвай. Спереди, в полном соответствии с правилами дорожного движения. Надо было спешить.
– Нет талона, командир… – бросил я и поставил ногу на ступеньку. Однако железная длань контролера схватила меня пониже локтя.
– Оплачивайте штраф!
Богатырь мерзко улыбался и, наверное, мысленно потирал руки в предвкушении очередной поживы.
Старик уже скрылся в темноте. Я сунул руку в карман и вынул несколько купюр.
– Сколько?
– Десять рублей.
Я сунул ему деньги, но в этот самый момент двери захлопнулись и трамвай поехал!
Бросив на контролера такой взгляд, что ему, скорее всего, не захотелось больше жить на этом белом свете, я кинулся к водителю:
– Остановите, пожалуйста.
– Не положено.
– Но мне очень нужно.
– Не положено.
– Я пропустил остановку.
– Не положено!
– Я заплачу!
– Не положено.
Видно, его лексикон не радовал богатством и разнообразием. Водитель захлопнул дверь своей кабинки прямо перед носом.
Я готов был прибить контролера на месте. Но через несколько секунд трамвай снова остановился, и я вылетел из него как пробка.
Куда бежать? Старик, судя по всему, направлялся на бульвар. Может быть, он ждет меня на одной из скамеек? Я понесся по бульвару. Вот и та злосчастная остановка. Я огляделся.
Никого.
Минут десять я бродил по пустынному темному бульвару. Старик как сквозь землю провалился. Ну не мог же я в самом деле звать его голосом: «Старик из СВР, отзовитесь!»
Ничего не оставалось, как только вернуться к машине.
Итак, что это было? Я терялся в догадках. Либо дурацкий случай с контролером помешал мне получить ценную информацию, либо я стал жертвой розыгрыша или даже безумных идей сумасшедшего разведчика в отставке. А может быть, это просто какая-то провокация? И та, и другая, и третья версии имели право на существование, однако я чувствовал, что не все здесь так просто.
Предположим, что все опасения и догадки братьев Михайловых истинны. Что получается? Справка из СВР о расстреле Алексея Михайлова – ложь. Затеяв расследование, они наступили кому-то на старую, уже почти зажившую мозоль. Эти неизвестные организовывают покушение на Михайлова. Только вот зачем? Конечно, это ему прислал письмо неизвестный отставной разведчик, письмо, которое потом было выкрадено. Он предпринимал какие-то шаги – например, ездил в городок, название которого стояло на почтовом штампе… Видимо, стоит предположить, что Владислав Михайлов представляет большую опасность для этих пресловутых неизвестных, чем его брат.
Ну а теперь, Гордеев, ответь-ка на простой вопрос. Теперь, когда братья убрались из Москвы, а ты занимаешься изучением дела, а вернее, адвокатским расследованием, теперь кто представляет большую опасность для неизвестных?
Ответ был прост, но от него мороз шел по коже. Я. Я представлял наибольшую опасность в данный момент. Да, Гордеев, дорого тебе обойдутся зеленые бумажки!
Значит, надо ожидать каких-то неожиданностей? А не был ли случай со стариком одной из них? Либо это только прелюдия?
Если честно, мне совершенно не хотелось вступать в единоборство со спецслужбами. Кто одержит верх, и так ясно, без всякой проверки. Тем более кто я есть? Обычный адвокат. Я даже пистолет носить не могу, чтобы отстреливаться от врагов.
А теперь, Гордеев, опять ответь на вопрос. Тебе это надо?
Я неторопливо ехал домой. Часы на приборной доске показывали начало десятого. Редкие машины проносились мимо, шурша по мокрому асфальту Садового кольца. Фонари отражались в лужах. Прохожих почти не было.
Итак, стоит ли игра свеч? Кому будут нужны заработанные честным трудом зеленые купюры, если мой хладный труп обнаружат где-нибудь в подмосковных лесах. Конечно, таких денег хватит, даже чтобы купить место на Ваганьковском кладбище, но, скажу честно, мне не нравится это место в качестве обиталища.
И самое главное, я не видел никакого смысла в изучении обстоятельств дела Михайлова и моем адвокатском, то есть частном, расследовании. Ну выясним мы, что Михайлова расстреляли годом или двумя позже, что это даст его сыновьям? Ну реабилитируют его, то есть признают невиновным (предположим даже такой фантастический исход), и что дальше? Стоит ли ради этого рисковать? Ведь человек уже мертв. Ему эти судебные решения нужны как козлу пассатижи.
Однозначно, как говорит известный политический персонаж. Не стоит.
Все. Завтра же звоню Михайловым. И тому и другому. Отказываюсь от дела. Скажу, что сильно заболел. Отдам все деньги – из них потратил совсем немного. Провались все пропадом. С радостью пойду на замену – пусть возьмут другого адвоката.
Впрочем, почему завтра? Надо звонить сегодня! Сейчас!
Да, именно сейчас! Чтобы спать спокойно.
Я полез в портфель за сотовым телефоном. Ах проклятье! Сегодня утром я его забыл дома! То-то я смотрю, никто не звонит – обычно на протяжении дня мой телефон почти постоянно пытается всеми доступными ему средствами обратить на себя внимание – звонит, мигает лампочками, вибрирует.
Ну ничего. Приеду домой – тут же позвоню.
На дороге почти не было машин, и я поддал газу. Замелькали тени от фонарей. Капли на стекле быстро превращались в водяные дорожки.
