– Вы что, не знали, что незнание законов?..
– Нет, это я как раз очень хорошо знаю. Я просто не припомню, чтобы в постановлении о привлечении к уголовной ответственности говорилось что-либо о нарушении моей подзащитной таможенных правил.
– Там этого нет.
– Верно, поэтому, с вашего позволения, вернемся к сути дела.
Чекмачев проглотил.
– Хорошо, вернемся, я просто, Юрий Петрович, пытаюсь понять мотивы преступления, – несколько обиженно проговорил Чекмачев.
– Но, может быть, мы лучше спросим мою подзащитную?
– Продолжайте.
– Что продолжать? – совсем растерялась Ирина.
– Расскажите, как вы встретили гражданина Ливанова. То есть потерпевшего.
– Первый раз или второй?
– Первый.
– Так вот как раз он и сажал в вагон эту Зину. Я решила, что он ее муж. А когда вернулась в Москву, увидела, как он идет уже с другой женщиной. И я стала за ним следить. Он эту женщину тоже посадил в поезд, а сам пошел…
– Куда он пошел?
– Я только потом поняла, что он меня сразу вычислил. Он, понимаете, он вышел с ней из метро, а потом пошел вдруг пешком. Но я сразу не догадалась.
– А зачем вы за ним следили?
– Я уже говорила. Я и сама не очень понимала. Думала, сначала выслежу, а потом заявлю, куда следует.
– Зачем же вы с ним стали знакомиться?
Ирина опустила голову. И этот вопрос она задавала себе тысячу раз. И тоже не находила ответа.
И для адвоката этот момент имел немаловажное, если не первостепенное значение. Юрий Петрович подался вперед, ожидая от Ирины хоть каких-то разумных объяснений.
– Не знаю. Дура потому что, – еле слышно сказала Ирина.
Чекмачев тонко улыбнулся.
– А может быть, все было не так? А, Ирина Алексеевна?
Ирина удивленно вскинула глаза на следователя.
– Может быть, вам и знакомиться с ним не надо было?
– В каком смысле? – не поняла Ирина.
– В том, что вы уже были знакомы. И очень давно.
Гордеев переводил глаза с Ирины на следователя.
– С кем, с этим?.. – не поверила своим ушам Ирина.
– Да-да, с гражданином Ливановым. Вот показания ваших соседей и сослуживцев. Зачитываю. «Неоднократно встречала Пастухову, возвращавшуюся домой с молодым человеком. Рост приблизительно метр восемьдесят, черноволосый, симпатичный, одет элегантно…» Никого не напоминает? Дальше читаем. «Человек на этой фотографии очень похож на того, с которым Пастухова часто встречалась после работы». Мы показывали фотографию Ливанова, – вставил Чекмачев. – «Я видел его неоднократно». А вот совсем однозначно: «С этим человеком Ирина встречалась около года. Да, это он на фотографии. Она звала его Руфатом». Еще?
Ирина секунду молчала, а потом истерично захохотала:
– Да это Руфат! Вы что?! Какой Ливанов?
– И вы можете назвать его адрес?
– Конечно! Вы можете проверить!
– Обязательно проверим, – сказал Чекмачев. – Но вдруг мы его не найдем? Вдруг Руфат, как вы говорите, и Ливанов – одно и то же лицо?
– Да нет же!
– Предположим.
– Да у меня его телефон есть. Можете прямо сейчас позвонить.
– Успеется, Ирина Алексеевна. Все это успеется. Но, если предположить, я повторяю, только предположить, что Ливанов и Руфат – одно и то же лицо…
– Да как вам такое могло прийти в голову?!
– …то тогда картина получается вполне логичная. Вы были с ним в любовной связи. Судя по показаниям ваших сослуживцев и знакомых, отношения у вас складывались в последнее время не самым радужным образом. Более того, вы часто ругались и выясняли отношения. Напрашивается вывод…
Гордеев внимательно смотрел на Ирину. Неужели она его обманула? Но зачем? Что за глупость – обманывать своего защитника.
В логических построениях Чекмачева, как бы плохо ни относился к нему Гордеев, все было слишком похоже на правду.
– Да никакого вывода! Руфат жив. Вы можете ему позвонить хоть сейчас, телефон 131-03-52!
– Я знаю его телефон, – сказал Чекмачев. – Более того, последнюю неделю я звоню по этому телефону раз пять на дню.
– И что?.. – испуганно проговорила Ирина.
– Больше вам скажу, Ирина Алексеевна. Я ездил к нему домой. Странная вещь. Соседи говорят, что ваш Руфат пропал как раз в тот день, когда было совершено убийство.
– Как пропал? Он не мог пропасть! – Ирина уже ничего не понимала.
– Вот так пропал!
– Но его фамилия вовсе не Ливанов. Его фамилия Сторожев.
– К сожалению, это проверить не удалось. Квартиру Руфат, как вы его называете, снимал. Нигде не работал. Документов не нашли.
– Глупость! Глупость! Глупость! – вскинула бессильные кулачки Ирина. – Он никакой не Ливанов. Он просто… Он, может быть, куда-нибудь уехал.
– Успокойтесь, Ирина, – погладил по плечу свою разрыдавшуюся подзащитную Гордеев. – Мы все это выясним. Простите, Игорь Владимирович, – обернулся он к Чекмачеву. – Эта версия нуждается в доказательствах. Вы сами понимаете. Но, может быть, мы вернемся к показаниям моей подзащитной. И попытаемся выяснить некоторые подробности.
– Я не убивала Руфата, – всхлипнула Ирина.
– Какие подробности, Юрий Петрович? – любезно улыбнулся следователь.
– Мне бы хотелось вернуться к самому моменту убийства. Моя подзащитная во всех своих показаниях говорит о том, что Ливанов первый на нее напал. Она только защищалась.
– Говорит, – улыбнулся Чекмачев.
– Почему бы вам не проверить эти ее показания, вместо того чтобы гоняться за мифическим…
– Что вы имеете в виду?
– На месте преступления должен был остаться нож.
– Никакого ножа не было. Вот протокол осмотра места происшествия. Да вы его читали…
– Это очень странно, согласитесь. Каким же тогда образом был порезан чемодан моей подзащитной. Не скажете же вы, что она сама его…
– Какой чемодан? – вполне серьезно спросил следователь.
– Который был изъят у моей подзащитной при задержании.
– Да-а… – философски протянул Чекмачев, откинулся на спину стула и пощелкал пальцами. – Конечно, сама Пастухова чемодан порезать не могла. Но кто вам сказал, что чемодан был порезан?
– Моя подзащитная во время допроса…
– Ага, опять ваша подзащитная… Но все дело в том, что никакого чемодана у Пастуховой никто и не изымал. Вот опись изъятия личных вещей, ознакомьтесь. Сумочка дамская со всеми принадлежностями – совершенно целая. Шляпа типа «панама». Деньги – два рубля пятьдесят копеек…
