– Ну в крайнем случае… у вас останется мой каталог, – сказал Щербина.
КИЛЛЕР КОТОВ ПО КЛИЧКЕ МАЙОР
Он проснулся оттого, что даже во сне ощутил на себе чей-то пристальный, холодный взгляд. Но в купе СВ, кроме него, никого не было. Дверь по-прежнему была заперта. На ней успокоительно поблескивала предохранительная щеколда. Поезд мчался, мягко постукивая на стыках рельсов. Было, вероятно, около трех часов. За темным окном стремительно летела ночь: выл ветер, изредка проносились тусклые огоньки разъездов и полустанков, смутно мелькали во мраке телеграфные столбы.
Купе слабо освещалось синей ночной лампочкой, но и этого было достаточно, чтобы Котов убедился: в купе он один.
Заснуть не удавалось. Тревога, столь внезапно и властно разбудившая его, не проходила. По привычке, установившейся в последнее время, он прежде всего ощупал изголовье постели, проверяя, на месте ли небольшой кожаный портфель, в котором хранились пачки американских долларов и российских рублей и пистолет с глушителем. Портфель был на месте. Пистолет – тоже. Дверь – на замке. Ничего не случилось. И все-таки Котов явственно, почти физически, ощущал прикосновение чужого холодного, внимательного взгляда, и это очень его тревожило.
Для Котова это состояние не было неожиданным. В последнее время у него появилось ничем не объяснимое чувство: казалось, что он постоянно находится под чьим-то неослабным и настойчивым наблюдением, а после побега, который был для него организован, это чувство лишь усилилось. Началось же все это задолго до того, как в Москве его остановил наряд муниципальной милиции и попросил предъявить документы. Но вот когда именно он впервые почувствовал взгляд преследователя, Котов не мог вспомнить.
Два дня назад, вечером, он выехал из Москвы. До этого отлеживался на тайной блатхате: ждал, пока в городе утихнет переполох, вызванный его дерзким побегом. За это время он отрастил бороду и усы и перекрасил отросшие волосы. Теперь же, когда сыскари из МУРа думали, что его давно нет в столице, а в карманах московских сотрудников органов внутренних дел вместо его фотографий появились фотороботы других преступников, можно было покидать Первопрестольную.
Котов уходил налегке: лишь деньги да оружие, с помощью которого он давно уже привык делать деньги. И еще у него были новые документы на имя Николая Викторовича Игнатьева. Имя было подлинное, так звали приятеля Котова, с которым вместе учился в погранучилище и откуда оба они были изгнаны якобы по состоянию здоровья. Комиссовали их после окончания третьего курса. Не хотело училищное начальство публичного позора для своего краснознаменного заведения: воровство у собственных же товарищей-курсантов, отягощенное пьянством и мордобоем, не делало чести ни будущим пограничникам, ни их наставникам. Где теперь Колька, Котов, естественно, не знал, да и не брал в голову, но документик выглядел вполне подлинным. Тут уж «заказчик» постарался, видать, тряхнул своими связями. А что связи у того были очень серьезными, в этом Котов ни на миг не усомнился. Потому что весь путь – от «заказа» до побега из воронка – проходил словно по маслу.
Самого «заказчика» Котову только показали, чтоб он мог бы его при нужде опознать. От его же имени вручили оружие и деньги. А после того как Котов попался на вокзале, лажанулся, словно фраер на бану, и его опознали менты, поскольку он уже порядком походил в федеральном розыске, те же люди «заказчика» организовали ему все необходимые улики для чистосердечного признания, а затем устроили воронку, который вез Котова в «Матроскую Тишину», элементарное ДТП. Маленько пострадал водитель тюремной машины, а конвой сам быстренько вскинул руки в гору, когда увидел морды в масках и направленные на них стволы. Грамотно сработал «заказчик».
Пока Котов отлеживался и отращивал на лице растительность, его навестили все те же люди «заказчика», который, по их словам, не имел к нему претензий по поводу данных следователю показаний, хотя и находился в Бутырках.
Те же люди сказали, что если у Котова не пропало желание еще подзаработать, то для него может немедленно найтись выгодное дельце: надо убрать одну бабенку, которая обретается в Сибири. Кстати, валюту, изъятую у Котова при задержании, ему возместили. Пообещали в случае его согласия чистые документы на любое названное им имя, три штуки баксов – больше та тетка и не стоила – и соответственно оружие, которое он назовет.
Котов подумал маленько и согласился выполнить и этот «заказ». А что оставалось делать? Поскольку из Москвы все равно надо было отваливать: примелькался. На следующий день ему вручили все требуемое для дела, а также железнодорожный билет в спальный вагон до Новосибирска. Плюс адрес женщины, которая по замыслу «заказчика» должна была покончить жизнь самоубийством. Ну а как, это уже входило исключительно в компетенцию киллера…
Первая ночь прошла спокойно. Котов, уставший от множества предосторожностей, вызванных отъездом, спал, как в юности, беспробудно и сладко. У него было отдельное купе, к счастью без попутчиков, и он благодаря этому был освобожден от утомительной необходимости присматриваться к случайным соседям и быть все время настороже.
Он проснулся на рассвете и посмотрел в окно. Поезд стоял на какой-то станции. Котов быстро оделся и вышел прогуляться по перрону. Портфель он захватил с собой. Щелкнул дверью. Уже выйдя из вагона, почувствовал, что хочет курить, и вспомнил, что оставил сигареты в купе. Вернувшись в вагон, Котов открыл дверь из тамбура в коридор и скорее ощутил, чем увидел, тень, скользнувшую из его купе в противоположный конец вагона. Котов бросился к себе. Дверь в купе была отодвинута. Однако внутри все было в полном порядке, и забытая пачка сигарет лежала на подушке дивана. Остальное тоже было на месте. Котов бросился к окну, но, кроме спокойно прогуливающихся слишком ранних пассажиров, никого не увидел. Тогда он побежал к тамбуру, куда так быстро скрылась мелькнувшая тень: дверь там оказалась открытой, но никого не было. Котов дернул ручку туалетной двери, но она была закрыта. Котов уже хотел было вызвать проводника и сказать ему, что кто-то был в его купе, но, опомнившись, передумал. Да и возможные действия проводников Котов мог также предугадать.
Они бы внимательно выслушали пассажира, а затем, пристально оглядев его с ног до головы, сказали примерно следующее:
– Не иначе как вам померещилось, гражданин хороший. Может, со сна. А может, после вчерашнего возлияния. Но только в коридоре не было ни души. А насчет вещичек не беспокойтесь, у нас не уведут, мы с напарником днем и ночью дежурим. У нас с этим строго.
После этого странного происшествия тревога уже не оставляла Котова. День тянулся томительно и нудно. Вечером, выйдя в коридор, он увидел своих соседок из смежного купе – двух женщин, ехавших до Новосибирска. Одна из них была совсем уже старушка, с тонкими чертами когда-то красивого лица, чем-то сильно озабоченная, с красными, будто заплаканными, глазами. Другая – молодая и интересная, она часто выходила в тамбур курить. По-видимому, женщины познакомились только в пути: Котов слышал, как они рассказывали друг другу о себе.
Старушка была из Москвы и ехала к невестке и внучке. Она тревожилась о сыне, который служил в погранвойсках на афгано-таджикской границе и от которого она уже давно не получала никаких известий. Молодая ее успокаивала.
