– Очень точная рифма, Бельчонок. Тебе пора писать стихи, – отметил Фази и представил блондинку: – Знакомьтесь, моя жена.
– Эдуард Поташев.
– Ирина, – женщина улыбнулась Поташеву и добавила: – Не слушайте его. Он сделает из вас диссидента, а потом вас посадят.
– Не накаркай! – оборвал ее Щербина. – Займись лучше гостями.
– Милый, гости ждут шашлыков.
И именно в этот момент, как бы услышав их разговор, длинноволосый парень поднял вверх руки. В них он держал металлические шампуры, на которые были нанизаны кусочки сочащегося мяса. Парень радостно закричал:
– Готовы! Фази, они готовы!
– Ура! Они готовы. – Щербина подпрыгнул насколько мог. – А вы готовы? – обратился он к гостям.
– Всегда готовы! – ответил смешанный хор голосов.
– Эти художники – истинные оболтусы, – констатировала Ирина.
– Поторопитесь! – позвал художник. – А то не достанется!
После нескольких глотков ароматного кофе Игорь Щербина рассказал Гордееву, что после той, первой встречи Поташев стал появляться в его мастерской все чаще и чаще. Сначала он был как бы при Невежине, и они заходили только вдвоем, но потом он зачастил и сам. Постепенно Эдуард становился своим человеком в среде людей, окружавших Щербину в ту застойную пору. Тогда же, собственно, и началась журналистско-литературная карьера Поташева.
– Начинал он с коротких заметок в институтской прессе, но вскоре стал печататься и в московских газетах. Сначала это были обычные информашки типа «что? где? когда?». Ну и так далее и тому подобное. Все в этом роде. Чуть позже он и Невежин стали писать фельетоны на злобу дня. Если не ошибаюсь, для «Московского комсомольца» и «Вечерней Москвы». Пару раз у них что-то вышло даже в самом «Крокодиле».
– Они печатались под своими фамилиями? – спросил Гордеев.
– Нет. У них был псевдоним: Леонид Эпотажин.
– Из двух фамилий слепили одну?
– Да. В то время это неплохо звучало. Как раз для фельетонов.
– А как они писали? Каждый по абзацу?
– Не знаю. Они мне не раскрывали своих секретов. Но тем не менее в этой паре всегда был лидер.
– Расскажите об этом.
– Поташев при каждом удобном случае старался показать, что в их дуэте главный именно он, а не Федор.
– А как на это реагировал Невежин?
– Невежин? – переспросил Щербина и задумался. – Да никак! Не обращал на это никакого внимания. Ему было наплевать. Для него важен был сам процесс созидания, а не конечный результат. Это как в том анекдоте про детей, помните?..
– Нет. Расскажите.
– Спрашивают у одного пожилого богатого, но бездетного господина: «Почему у вас до сих пор нет наследника? У вас с этим проблемы? Или вы просто не любите детей?» – «Детей? – переспрашивает господин и отвечает: – Нет!!! Но сам процесс…»
– Вспомнил, – засмеялся Гордеев.
– Так вот, – продолжил художник, – и для Невежина, как в анекдоте, был важен сам процесс, а не конечный результат. Но… – Щербина многозначительно замолчал. – Но истинным лидером в этой паре был конечно же Федя Невежин. Он оставался так называемым теневым лидером. Он вырабатывал идеи, находил темы для фельетонов… И… И у него к тому же были жесткие принципы.
– А у Поташева принципов разве не было?
– У Поташева они тоже были, но немного другие и, я бы сказал, не столь незыблемые. Эдик всегда держал нос по ветру, что, впрочем, являлось неплохим качеством для фельетониста. Ведь писать приходилось на злобу дня.
Щербина налил себе еще чашку кофе.
– Нужно как следует взбодриться. Сегодняшний вечер для меня очень напряженный. На вернисаже будет много прессы, искусствоведов, коллекционеров, да и просто старых друзей, – объяснил Игорь. – А вам налить?
Гордеев отрицательно помотал головой.
– На сегодня я свою норму уже выпил, – сказал он.
– Так вот, – вновь продолжил свой рассказ Щербина, – однажды Невежин предложил своему другу Поташеву – а в то время они были очень близкими друзьями – написать книгу. Книгу о становлении рынка и демократии в Советском Союзе. Не художественную книгу, а научно-финансового характера. Поташев согласился. И ребята сели за работу… А через полгода рукопись книги была готова. Но в бывшем СССР ее не напечатали.
– Почему?
– Наверно, пришлась не ко времени… или не ко двору. Какое-то время рукопись кочевала по редакциям журналов и разным издательствам. Но ее нигде не принимали. Никто не решался брать на себя ответственность. Даже отрывки не хотели печатать.
– А вы сами-то читали эту книгу?
– Да! Еще в рукописи! В то время ее действительно ни за что бы не напечатали.
– А кто-нибудь еще ее читал, кроме редакторов.
– Конечно! В нашем кругу ее прочитали почти все. И она многим понравилась, хотя и была спорной. Крамольного в ней было немного, но тогда, если помните, любая самостоятельная мысль уже являлась крамолой.
– Да, вы правы, – согласился Гордеев.
– Поняв, что в СССР эта книга никогда не будет напечатана, ребята очень расстроились. Все же старались, работали… Тогда кто-то из наших, кто был постарше и поопытнее их, напомнил авторам, что кроме СССР в мире есть и другие страны.
– И что же?
– Ребята намек поняли. Подумали хорошенько, так как знали, что за этим может последовать, и решились. Короче, мы по своим каналам переправили эту рукопись на Запад. В Германию. Тогда она еще называлась ФРГ. А русское эмигрантское издательство «Посев», что находится во Франкфурте-на-Майне, ее издало. Книга вышла в свет очень быстро, так как на Западе оказалась как раз ко времени. Многие тамошние газеты и журналы откликнулись на ее выход. Особенно русские. Поместили заметки, опубликовали критические и аналитические статьи западных экономистов. Книга имела огромный успех. Ее перевели и издали, кажется, в двенадцати странах. Естественно, не социалистического лагеря. Так что резонанс был огромный. И не только на Западе. Но и на Востоке – в СССР. Я думаю, что вы догадываетесь, какой именно.
– Могу себе представить, – сказал Гордеев.
– Думаю, что не можете, – усмехнулся Щербина. – Это нужно испытать на собственной шкуре. И ребята испытали… После выхода книги их стали у нас считать диссидентами. Со всеми вытекающими последствиями.
– Они попали в опалу? – спросил Гордеев.
– Разумеется.
– Их, наверно, стали прорабатывать на всевозможных собраниях – комсомольских, профсоюзных, партийных…
Щербина засмеялся:
– Если б только это! Но после цветочков, каковыми явились эти собрания, нужно было ожидать ягод. И они посыпались!
– Что вы имеете в виду?
