– Слово из пяти букв, означающее сражение, – тут же обратился он к Гордееву.
– Не понял.
– Последняя буква "а".
– Битва, – немного подумав, ответил Гордеев.
– А может… и война, – высказал предположение любитель кроссвордов и уставился в газету. – Смысл вроде бы один, но разница между словами все-таки существует. – Он стал что-то подсчитывать.
– Надо проверить по вертикали… какое подходит, – предложил Гордеев.
– Потом проверю. Сначала закончу с горизонталями, – не отрываясь от своего занятия, ответил больной.
Гордеев посмотрел на вторую кровать, которая стояла у раскрытого настежь окна. Разглядеть лицо лежащего больного из-за повязки, которая покрывала всю голову, было невозможно. К тому же он по-прежнему не проявлял никакого интереса к происходящему в палате.
– Где мне найти Чупрова? – обратился Гордеев скорее в пустоту, чем к кому-либо из обитателей палаты.
Сидевший на кровати любитель кроссвордов, не отрываясь от газеты, показал свободной рукой на своего соседа.
Приблизившись к больничной койке, Юрий узнал Владимира Чупрова. Тот по-прежнему лежал без движений и смотрел в потолок. В уши Чупрова были вставлены крошечные наушники. Провод от них тянулся к небольшому переносному магнитофону, стоявшему на подоконнике. Рядом с магнитофоном лежали газеты и журналы, а также с десяток аудиокассет. Гордеев медленно склонился над Чупровым и увидел, как у того от удивления стали расширяться глаза. Владимир не ожидал прихода Гордеева и потому, увидев над собой вместо белого потолка чье-то лицо, слегка растерялся. Поняв, кто к нему пришел, Чупров чуть приподнялся, подложил под себя подушку и принял полулежачее положение – так ему было удобнее вести разговор. Затем он снял наушники и поздоровался с Гордеевым.
– Здравствуйте, Владимир…
Гордеев сделал небольшую паузу, так как не помнил отчества Чупрова.
– Можно просто Владимир… Я ведь еще не настолько стар, не так ли? – нашел выход из создавшейся неловкости Чупров.
– Как вы себя чувствуете?
– Уже лучше, но, как сказали врачи, еще не настолько, чтобы можно было выписываться.
– Но кризис миновал?
– Да, худшее уже позади.
– Могу я с вами поговорить? Вернее, можете ли вы мне рассказать?..
– О чем? О том, что со мной произошло?
– Нет. Об этом мне рассказал ваш товарищ… Раппопорт.
– Тогда не будем больше об этом. Я хочу забыть. Да и все, что мог вспомнить, я уже рассказал милицейским работникам.
Гордеев согласно кивнул.
– Что же вы, Юрий Петрович, хотите узнать? – спросил Владимир.
– Расскажите мне о фирме «ВДП». О ее руководителях… Как она создавалась?.. В общих чертах я уже об этом знаю, но хотелось бы…
– Да мы с Владленом Семеновичем уже вам рассказывали кое-что…
– Мне необходимо знать все подробности. Насколько это возможно. – Гордеев помолчал и добавил: – Вы же уверены, что Невежина подставили?
– Да, – согласился Чупров. – Уверен… На все сто процентов. И не я один так считаю. И Раппопорт, и многие другие… из тех, кого Невежин привлек к работе.
– Почему вы ушли из «ВДП»? Вы ведь тоже стояли у ее истоков. На ваших глазах эта фирма крепла и расширялась.
– Да, в ее фундаменте есть и мои кирпичики. Я уложил достаточное их количество… Как, впрочем, и Раппопорт, и Перетерский – пусть земля ему будет пухом, – и многие, многие другие, кого зажег своими идеями Федор Евгеньевич Невежин. Мы делали одно дело.
– Мне интересно все, что так или иначе может касаться дела Невежина. Даже то, что на первый взгляд вам покажется не имеющим к нему никакого отношения. Но поверьте, в суде, если он состоится, а дело идет именно к этому, даже самая незначительная деталь играет свою роль.
– Как в спектакле – ружье из первого акта, которое должно обязательно выстрелить в последнем?
– Увы, но это так, – развел руками Юрий.
Негромкий разговор Гордеева с Чупровым был бесцеремонно прерван.
– Эй, театралы! – обратился к ним сосед Чупрова. – Подскажите, как называется классическая пьеса, с которой связано первое произнесение слов «носовой платок» на французской сцене?
Воцарилась тишина.
Чупров, который, как видно, уже привык к подобному поведению соседа, никак не отреагировал на заданный непонятно кому вопрос, а неготовый к такой беспардонности Гордеев лишь удивленно приподнял брови и пожал плечами.
Но тут в палату вошла дежурная медсестра. В ее руках был металлический поднос, на котором стояли небольшие стаканчики из прозрачной пластмассы с разноцветными пилюлями и лежали ампулы со шприцами. Вслед за сестрой в помещение вошли еще три пациента. Они проковыляли к своим местам и, оголив ягодицы, улеглись на койках лицами низ.
– Тогда каким металлом средневековые медики лечили заворот кишок? – возобновил допрос любитель кроссвордов.
– Ртутью, Петрухин, ртутью, – ответила дежурная и добавила: – Вы уже все отделение достали своими кроссвордами. Попросите ваших родственников, пусть принесут вам словарь.
– Или Большую советскую энциклопедию, – предложил кто-то из пациентов.
– Лучше Брокгауза и Ефрона, – подключился к разговору следующий.
– Подходит, – радостно констатировал Петрухин и вписал слово.
– Тогда переворачивайтесь на живот, – приказала дежурная.
Раздав всем лекарства и сделав уколы, медсестра торопливо покинула палату. Вслед за ней так же торопливо проковыляли к выходу и все соседи Чупрова, включая и любителя кроссвордов.
– Куда это они все? – поинтересовался Гордеев.
– В столовую.
– Ужин так рано?
– Нет, смотреть телевизор, – пояснил Чупров. – А я не любитель, – Владимир указал рукой на подоконник, где рядом с портативной магнитолой лежали аудиокассеты. – Ну так что, вернемся к нашим баранам?
– Давайте.
– С Невежиным я познакомился в аудиторской фирме, – начал свой рассказ Чупров. – Мы вместе работали. В одной конторе, но в разных отделах. Занимались разными направлениями. До этого, насколько я знаю, Федор Евгеньевич сотрудничал с Егором Тимуровичем Гайдаром. Но когда Гайдара, как говорили в то время, вытолкнули на обочину новейшей истории, Невежин на какое-то время оказался не у дел. Стал безработным. В общем, хлебнул лиха.
– Чем же он занимался?
– Федор Евгеньевич не пал духом. Он по-прежнему изучал экономику. Поэтому в моральном плане проблем у него не было…
– Но в материальном – были?
– Да, победствовал.
– Долго это продолжалось?
– Я точно не знаю. Для кого-то ведь и день кажется вечностью, а для кого-то век – мгновение… Одно могу сказать с уверенностью: таких специалистов, как Невежин, немного…
