Возникал горький парадокс этого, как его назвал философ, противостояния злу силою: не он фабриковал обвинения, не он арестовывал Новицкого, а затем Андреева, не он передавал Живейнову компромат на Вялина, не он выбирал в подручные киллеру щуплого Меркушку и так далее и так далее. Но именно его появление в Булавинске стронуло гору с места, и она, эта гора, оказалась сметающим все на своем пути оползнем, бедоносной силой, среди последствий от движения которой фингал вокруг Володиного глаза был самым невинным происшествием…
Гордеев прекрасно помнил все постулаты о причинно-следственной связи, все эти «одно после другого», однако их логическая стройность рассыпалась лишь при намеке на воспоминание о погибших – не только о Павле Живейнове, но и о смутном Георгии Николаеве, даже о мелкой шушере – Меркушке, за каким-то чертом избравшем себе эту экзотическую профессию, как видно востребованную временем, – «ассистент киллера»…
То, что Николай Новицкий не сообщил конкретный московский адрес хранителя кассеты или хотя бы не намекнул на него, свидетельствовало, скорее всего, об отсутствии копий откровений киллера и боязни, что кассета пропадет безвозвратно. Но, возможно, он попросту не знал, что Инга исчезла, и полагает, что она может эту кассету передать… Впрочем, здесь оставалось много неясного, и Гордеев уже раздумывал над тем, не запустить ли в прессу сообщение, аккуратно намекающее хранителю кассеты, что неплохо было бы представить ее для ознакомления соответствующим инстанциям.
Сделав крюк по лесу, чтобы обойти пост ГАИ, располагавшийся при въезде в город, Гордеев оказался среди бараков и ветшающих домов Собачьей слободки. Печальная окраина, к счастью, имела несколько форпостов культуры и, в частности, школу. Конечно, вид у Юрия Петровича был не самый свежий, но все-таки для лета не очень подозрительный.
Поздоровавшись со сторожихой, сидевшей у входа и ловившей последние лучи июньского солнца, господин адвокат поинтересовался, откуда может позвонить в Москву.
Оказалось, что в вечернее время Собачья слободка такие услуги не предоставляла. Однако, немедленно сочинив доходчивую историю с неожиданно сломавшейся поблизости от школы машиной, с необходимостью немедленно позвонить в Москву на службу, откуда вот-вот может уйти нужный позарез человек, и, главное, показав свое адвокатское удостоверение, Гордеев получил от сторожихи разрешение пройти в учительскую и попытаться позвонить оттуда.
Здесь завершали приготовления к завтрашнему выпускному вечеру три учительницы… После недолгих переговоров разрешение было получено – господин адвокат числил среди главнейших качеств юридической профессии умение очаровывать женщин и постоянно проверял этот пункт своей профессиональной пригодности.
Разговор с Турецким был недолгим, но вполне содержательным. Александр Борисович полагал, что происшедшего в Булавинске за последнюю неделю вполне достаточно для того, чтобы ставить вопрос перед Меркуловым о создании следственной бригады Генеральной прокуратуры по Булавинску. Пантелеев уже передал ему по факсу копии всех документов из конверта, переданного Живейнову. И хотя это всего лишь копии копий, при взгляде на них наворачиваются не слезы на глаза, а вопросы к Вялину – и очень неприятные вопросы.
Гордеев сказал, что он сделает последнюю попытку получить свидание с Андреевым или Новицким, после чего вылетит в Москву.
Были, правда, затруднения и с печатью. Вадим Райский, которому Гордеев тоже позвонил, рассказал, что, как и предполагала Ирина Федосеева, начальство устроило ей взбучку за раскручивание булавинской темы. При этом главный редактор, что можно было понять, исходил не из защиты интересов Вялина или его высоких покровителей, а попросту не хотел лезть в очередную криминальную историю, которая не давала ему каких-либо дивидендов. Вместе с тем, конечно, тема уже была заявлена, и другие издания и информационные агентства, которым надо было раскручиваться, проявляли к ней ежедневный интерес. «Так что не удивляйся, если там у вас появятся шустрые московские репортеры», – усмехнулся Райский. Правда, при этом он не мог не заметить, что к вялинскому правлению стали присматриваться и политические силы, которым эти края виделись очень сытным пирогом.
«Но об этом мы поговорим при встрече», – заключил Вадим.
Наконец, Юрий Петрович сообщил, что он через час-полтора будет в гостинице, и просил сделать ему в номер несколько контрольных звонков – и сегодня в полночь, и завтра пораньше…
Ведя разговор с Турецким, Гордеев краем уха слышал и то, о чем переговаривались учительницы, выклеивавшие на полу учительской огромную фотогазету, очевидно посвященную выпускникам этого года.
В пятницу вечером в киноконцертном зале «Космос» на выпускном балу должен был появиться Вялин со свитой. Слух об этом, понял Гордеев, прошел по школам только сегодня.
Гордеев, как они и условились, расплатился за телефонный разговор наличными, заодно разговорившись с этими тремя женщинами, довольно привлекательными, хотя и выглядевшими устало.
Оказалось, что общегородские выпускные балы проводятся в Булавинске уже несколько лет: именно на них вручаются золотые и серебряные медали, а после концерта все разъезжаются по своим школам и веселятся до рассвета, когда вновь собираются на главной набережной.
В этом году, рассказали Гордееву учительницы, кроме того, будет также избрана царевна бала, и вот, наверное, поэтому мероприятие решил почтить своим присутствием Сергей Максимович Вялин. Правда, господин адвокат имел на этот счет другое предположение: очевидно, народный мэр в трудную для него минуту жизни решил выйти в народ и, лично напутствуя племя младое на светлую жизненную стезю, призвать горожан сплотиться вокруг родной мэрии и лично…
Однако делиться этими соображениями с присутствующими Юрий Петрович не стал, но как человек приезжий выказал немалый интерес к местной жизни и в итоге был вознагражден пригласительным билетом на этот вечер. Действительно, желание повидать Вялина у него нарастало с каждым днем, и хотя с большим удовольствием он провел бы эту встречу не на людях, а с глазу на глаз – очень подошло бы для этого помещение в любом из трех следственных изоляторов Москвы, – выбирать сейчас не приходилось, тем более что в булавинском следственном изоляторе пока что томились его подзащитный и честный, хотя и не очень предусмотрительный журналист.
Попрощавшись, усталый, но, как говорится, довольный, Гордеев продолжил свой путь в гостиницу, по пути наконец сразу позавтракав, пообедав и поужинав в одном подвернувшемся ему кафе. Впрочем, почти суточную голодовку Юрий Петрович перенес довольно легко: его вес был для него предметом каждодневной озабоченности уже несколько лет, так что, идя по лесам и полям, он, помимо всего прочего, радостно прикидывал, сколько лишних сот граммов сбросит за время этого приключения.
Наконец, уже в сумерках добравшись до «Стрежня», Юрий Петрович прошел в свою обитель, где провел пока всего одну ночь, через ресторанный вход с улицы – второй кроме внутреннего, гостиничного. Это давало ему возможность некоторого выигрыша во времени: в центральном холле гостиницы его могли пасти, и, скорее всего, пасли, а так он, не заходя в ресторанный зал, проскользнул через коридор к лифту. Здесь, правда, тоже был охранник, по сложившейся современной традиции, с дубинкой, газовым пистолетом и в бронежилете, но все же такой проход Юрия Петровича некоторую путаницу в планы против него должен был внести.
