Мать, на прощание облобызав Юру и оставив на его лице отпечатки губной помады, улетела, а Лида еще несколько дней провела в Москве, завершая дела в университете, скомканные из-за срочного отъезда в Булавинск.
В тот день в начале июля они собирались пойти поужинать в ресторан к одному бывшему гордеевскому клиенту, которого он вытащил из запутанного криминально-гастрономического дела. Клиент был человек южный и очень обижался, что Юрий Петрович ограничился гонораром и не разделил с ним радость избавления за праздничным столом. Но когда Гордеев зашел за Лидой, ее в квартире не было.
Он быстро понял, что она ушла, захлопнув двери. Забрав все вещи.
Возле компьютера обнаружил лист бумаги с несколькими строчками.
Прочитал:
"Дорогой, любимый Юрий Петрович!
Мне срочно надо возвращаться в Булавинск. Вы же понимаете, что я не могу жить у вас вечно. Все было прекрасно. А эти деньги, как мы и условились в самом начале, – часть вашего гонорара. Не обижайтесь, ведь мы говорили об этом и потом. Полностью с вами рассчитается папа, он скоро должен приехать в Москву.
Я целую вас и обнимаю очень крепко.
Лида".
Под листом в конверте лежала на ощупь не тоненькая пачка стодолларовых бумажек.
Гордеев присвистнул.
– Похоже, это финал, – проговорил он вслух и, выдвинув ящик стола, забросил туда конверт…
Но, как оказалось, это был еще не финал.
Когда Лида исчезла, Гордеев было загулял. Одно время у него даже возобновился давний, еще студенческих лет роман с Инарой. Но через короткое время они поняли, что давняя дружба все же не стоит попыток сделать ее чем-то большим. Гордеев занимался своими адвокатскими делами, успешно защитил в суде несчастную, покусившуюся на жизнь неверного мужа и его возлюбленной, добившись для нее минимального наказания, к тому же условного (ему все-таки пришлось заниматься этим делом)… На исходе августа – в начале сентября Юрий Петрович отдыхал в Греции, где с первого же дня тоже не обошлось без романа – классического, курортного. Страстно любили они друг друга с актрисой петербургского мюзик-холла, а потом расстались в аэропорту, по взаимному молчаливому согласию не обменявшись даже телефонами…
В октябре у Лиды возникли проблемы с жильем. Хозяева квартиры неожиданно предложили съехать, надо было искать новую. Гордеев об этом узнал случайно – ему позвонил Андреев, с которым они познакомились в связи с развертывавшимся делом по Булавинску, и попросил помочь дочери, чтобы ее не обманули сдатчики… Получилось так, что Лида прожила у Гордеева больше недели, пока не подыскалось для нее что-то приличное, но… Но ничего уже не было. Юрию Петровичу хотелось думать, что она никак не может прийти в себя после июньских событий, но он же и понимал, что дело не только в шоках и стрессах…
Однажды, уже в ноябре, незадолго до собственного дня рождения, Гордеев оказался на Новом Арбате. Решил зайти в Дом книги.
В подземном переходе играл скрипач.
Гордеев прислушался. Да, это был мендельсоновский Концерт для скрипки.
И вдруг увидел Резникова, идущего впереди. Гордеев догнал председателя коллегии.
– Узнаете мелодию? – спросил он, указав в сторону скрипача.
– Нет, не узнаю, – развел руками Юлий Наумович. – В композиторах, жанрах, стилях я полный профан. Слушаю то, что нравится, – мне этого достаточно. – Он запустил руку в карман, вытащил оттуда пятерку и, когда они проходили мимо, положил купюру в коробку из-под печенья, которая стояла перед музыкантом.
– Позвольте, я не буду следовать вашему примеру? – спросил Гордеев. – Достать деньги – мне не пришло в голову, то есть вы мне сделали своего рода подсказку. А я подсказки не очень-то люблю. Сам не додумался…
– Ради бога, – отозвался Резников. – Как хотите. Правда, положив что-то в коробку этому музыканту, вы бы сделали доброе дело – пусть даже по подсказке. Все равно неплохо.
– Нет-нет, не сейчас, – все же отказался Гордеев. – Хотя я себя знаю… Теперь всякий раз, когда буду проходить мимо уличных музыкантов, буду вспоминать этот с вами разговор…
– Все-таки, Юрий Петрович, вы сегодня как-то слишком сосредоточены, – заговорил Резников. – Я, между прочим, внимательно слежу за булавинскими делами. Ведь все не так плохо! Что ни говорите, а вы не только добились освобождения Новицкого и Андреева, но и способствовали тому, что не только Вялин, но и Мещерякин, Степной, Каблуков оказались под следствием. Я не говорю о мелкой шушере, вроде Кочерова и Константинова…
– А Манаев? Этот серый кардинал, о котором в Булавинске в открытую говорили, что он хозяин города?! Кстати, как ни странно, теперь эти голоса поутихли – Вялин сидит, а Манаев по-прежнему на свободе…
– Ну я знаю, что он не так хорошо себя чувствует, как вам кажется. Не только потому, что после ареста Вялина он улегся на госпитальную койку, а потом отсиживался в санатории. До меня дошли слухи, что Манаев уже прощупывает почву в адвокатуре, попросту говоря, присматривает себе не просто хорошего, а очень хорошего адвоката…
– Не вам ли, Юлий Наумович, он хочет предложить эту ответственную миссию? – с иронией проговорил Гордеев.
– Вполне возможно, Юрий Петрович, – серьезно ответил Резников. – Но я еще посмотрю, не слишком ли он заносится в своих амбициях…
– Ну, там амбициозных людей много. Или суд не обратит внимание на то, что свое пора воздать и губернатору Татюшкину, и начальнику областного управления ФСБ Ларионову?!
– Вот и дождемся суда, – примирительно проговорил Резников. – Кажется, первое заседание назначено на следующий понедельник?
– Верно, но на судебном процессе по обвинению Вялина и камарильи я смогу выступить лишь в качестве потерпевшего и гражданского истца со стороны Андреева и других потерпевших… Скромно!
– А что же вы хотели?
– Для начала все же понять, что же такое сегодня адвокат в России? Где мое поле деятельности? Браться за защиту Вялина или Манаева – если повезет и того упекут? Защищать паханов и их шестерок – очень своеобразная честь!
– Но почему же только это? Разве вы не должны защищать личность от этого нового нашего государства, особенно в тех случаях, когда власть выступает с обвинительным уклоном?!
– Должен. – Гордеев грустно улыбнулся, попрощался с Резниковым и, не заходя в Дом книги, вдоль Поварской, через Кудринскую площадь побрел к себе домой.
Он еще не знал, что вечером в программе новостей услышит сообщение из Булавинска: здесь, возле кафе «Мельпомена», в четырнадцать часов неизвестным киллером был расстрелян автомобиль «хёндэ галлопер» местного телевизионного деятеля Романа Борцевого. Сам Борцевой скончался от полученных ранений через час в местной больнице «Скорой помощи», а находившийся с ним пассажир погиб на месте.
Комментаторы предположили, что покушение было связано с коммерческой деятельностью Борцевого и доходами кабельного телевидения. Но эти предположения показались Гордееву если не нелепыми, то надуманными, когда он услышал имя пассажира.
