– Мы рано стали это обсуждать, – сказал Александр Борисович примирительно. – И вообще не о том говорим. Полагаю, если подтвердится преступный подлог, совершенный с участием Петра Савельева, речь может идти только о другом суде – над ним. И обвинение с Игоря Бахметьева будет снято. В связи с этим я предлагаю сначала выслушать Люду.
– А ничего другого и не остается, – поддержал его Вячеслав Иванович.
Володя и Люда вошли в кабинет через несколько минут. Она так и замерла, увидев на экране телевизора лабораторию, откуда только что пришла, и зеленый огонек включенного видеомагнитофона.
Володя подхватил ее под руку и помог сесть на стул. Вячеслав Иванович налил в стакан воды и также молча ей подал.
– Вы… все видели? – тихо спросила она.
– Видели, – кивнул Грязнов. – Скажи, Люда, кто тебя этому научил?
Она молчала, наклонив голову.
– Петя Савельев, не так ли? – негромко сказал Турецкий.
– А что с ним будет? – спросила она, все так же не решаясь поднять голову и посмотреть нам в глаза.
– С кем?! – вдруг ударил кулаком по столу Вячеслав Иванович так, что все вздрогнули. – Твоему Сережке, которому нет пяти, или этому похотливому козлу, который сменил не один десяток таких дур, как ты?
Она заплакала.
– Скажи, как есть, это в твоих же интересах, – жестко, без всякой интонации произнес Вячеслав Иванович. – Пока без протокола. Будешь откровенной, оформим как добровольную явку с признанием. Скажу сразу: для него это статья двести девяносто девятая, часть вторая. До десяти лет. Тут ему дадут на полную катушку, можешь не сомневаться. Для тебя – статья триста третья, часть третья – от трех до семи. Вот здесь среди нас находится адвокат, – он кивнул в мою сторону. – Он все подтвердит.
– Именно так, – подтвердил я. – Как за фальсификацию следственных доказательств.
– Мы давно за тобой наблюдаем, – продолжал Грязнов. – С самого начала… Если не веришь, можем продемонстрировать тебе все записи. День за днем. Хочешь покажу?
Он окинул нас внимательным, испытующим взглядом. Мол, все ли понятно?
Конечно, он блефовал, брал ее на пушку, но в данный момент это было вполне оправданно.
Она растерянно молчала.
– Из-за тебя невиновного парня могут посадить, ты это понимаешь? А он всего на десять лет старше твоего Сережки, – сказал Вячеслав Иванович.
Люда всхлипывала, вытирала глаза, размазывая по щекам черные подтеки туши.
– Думаешь, ты этому Петеньке очень нужна? – продолжал Вячеслав Иванович. – Хочешь, я покажу тебе номера телефонов его новых девок, с которыми он тебя обманывает?
– Неправда… – произнесла она, слегка успокоившись.
– Ну да, он не такой, – усмехнулся Грязнов. – Эх, бабы, бабы… Он, конечно, самый лучший, но современники и соотечественники его недооценили.
– Слава… – прервал его Александр Борисович, – помолчи. А вы говорите, Люда, мы вас слушаем.
Она прерывисто вздохнула, еще немного помолчала, собираясь с духом, потом несмело оглядела присутствующих. Остановила свой взгляд на Володе.
– Простите меня, Владимир Михайлович… – она снова всхлипнула. – Так получилось… И вы простите, Вячеслав Иванович. Но только он меня не принуждал. Я сама. Он только попросил.
– Кто – не принуждал? – спросил Грязнов. – Конкретно?
Он смягчил тон, снова взял себя в руки, но все-таки до конца не смог себя переломить. Удивительным был взгляд, которым он на нее смотрел, яростно выкатив глаза. Безмерная, пронзительная жалость плюс какая-то снисходительная брезгливость.
– Петя… Вы же сами говорили. Петя Савельев. В прокуратуре работал.
– Вас зовут Людмила Александровна, я не ошибаюсь? – вежливо спросил Александр Борисович.
– Да… – она судорожно всхлипнула.
– Что именно попросил?
– У меня есть условие, – с неожиданной твердостью сказала она, – пусть ему тоже позволят явиться с повинной.
Грязнов набрал полную грудь воздуха, но Александр Борисович предупредительно положил ему руку на плечо.
– Да что ты все о нем печешься! – все же не выдержал Грязнов. – О себе подумай! И о сыне!
– А я о ком думаю? – удивилась она. – Сережка знаете как к нему привязался? Папой зовет. И Петя мне говорил, как только все это закончится, то мы плюнем на все и уедем отсюда куда подальше. Он у моей бабки в деревне был с Сережей целую неделю… В Тверской области. По грибы они ходили, на рыбалку. Теперь только и мечтают оба, как там вместе будут жить.
– Кому ты веришь?.. – снова не выдержал Вячеслав Иванович. – Да у него здесь бабы на каждом шагу. У него другая рыбалка на уме.
– У вас с ним разная мера ответственности, – сказал я. – Он не может этого не понимать. Поэтому нельзя быть уверенным, что он не попытается скрыться, когда ему предложат явиться с повинной, понимаете?
– Мне это лучше знать, – ответила она. – Думаете, он мне не рассказывал? Сам, говорит, не рад. Просил ему помочь… – она снова всхлипнула. – Это говорит, Люда, как наркотик. Только с тобой да с твоим Сережкой в себя прихожу. Ему семья нужна, понимаете? А эти бабы сами к нему лезли, сколько раз видела…
– Поймите правильно, Людмила Александровна, – мягко сказал Александр Борисович. – Другого пути у вас нет. Явится он с повинной или не явится, вопрос второй. Лучше бы явился. Для всех было бы лучше. Но мы не сможем добиться смягчения вашей участи, если вы не напишете собственноручно признание о совершенных вами подлогах. Ибо нам придется использовать в качестве обвинения отснятый материал, – он кивнул на экран телевизора. – И тогда будет совсем другой разговор… Вам понятно, о чем я говорю?
Она молча кивнула.
– Если вы сделаете это добровольно, а также убедите Савельева последовать вашему примеру… – начал я, но тут меня перебил Вячеслав Иванович.
– В чем лично я глубоко сомневаюсь.
– …Это поможет смягчить ему наказание, – закончил Турецкий.
– Так не получится, – покачал я головой. – Люде придется написать, кто ее на это подбил. И тогда добровольное признание Савельева потеряет всякий смысл.
– Они могут сделать совместное признание? – спросил меня Александр Борисович.
– Вполне, – ответил я.
– Я с ним поговорю, – сказала Люда в наступившей тишине. – Он меня поймет. И послушается, я знаю. Он всегда меня слушается.
– А если не согласится? – спросил Вячеслав Иванович. – Если ударится в бега? Ведь по сути ты его предупредишь, неужели не понимаешь?
– Позвольте мне с ним переговорить, – повторила она дрожащим голосом.
– Вот ты, как адвокат, можешь объяснить человеку, что Савельева уже ничто не спасет от тюрьмы? – обратился ко мне Вячеслав Иванович. – И в ее положении надо спасать сына. Тем более что наш разговор сейчас тоже записывается, – сказал Грязнов. – На видео.
