Судья объявил десятиминутный перерыв для вынесения приговора и удалился. Отсутствовал он минут сорок, видимо совещаясь с мягким диваном, и вернулся в зал совершенно заспанный. С суровым выражением лица он поколотил молотком по столу.
Яша встал, чтобы выслушать приговор.
– Решением суда княжества Лихтенштейн гражданин России Пенкин признан виновным по всем предъявленным пунктам обвинения. Обвиняемый приговаривается к общественным работам сроком на три месяца или штрафу в размере восьмидесяти тысяч швейцарских франков.
Яша не пожелал выплачивать штраф, сравнимый по сумме с его годовым заработком, и вынужден был принять альтернативу, предложенную судом, – три месяца общественных работ. В качестве таковых ему доверили очищать лавки в парке и других общественных местах от налепленной жвачки.
Довольно быстро он освоился с обстановкой, окончательно осмелел и стал вынашивать планы отснять-таки обещанный руководству репортаж о чеченских деньгах в Лихтенштейне. Он стал уговаривать начальника полиции повторить на бис его задержание с некоторыми вариациями, а также походатайствовать перед управляющим Первым кредитным банком о предоставлении эксклюзивного интервью. В конечном успехе после первого опыта общения Яша не сомневался, главное – методичность и настойчивость.
Но неожиданно в целом безоблачное существование Яши было омрачено пренеприятнейшим известием о прибытии в княжество Лихтенштейн с рабочим визитом его закадычного недруга – депутата Лазарука, с которым они так и не встретились в зале суда (на очередное, в который раз отложенное по его вине слушание Яша опять не попал, так как был уже на пути в Цюрих). Не желая попасться на глаза Лазаруку за своим непрестижным занятием, Яша купил черные очки в пол-лица и кепку с самым большим козырьком, какой только смог найти.
Несмотря на принятые меры предосторожности, встреча в парке все-таки состоялась, и Пенкин был немедленно опознан.
– Что, говнюк, хотел от меня спрятаться? – торжествующе разглагольствовал Лазарук. – Я тебя, засранец, из-под земли достану! Ни в каком сраном Лихтенштейне от меня не скроешься!
– Я фас знайт! – ответил Яша на ломаном русском, широко улыбаясь. – Ви ест господин Ласарук! Знаменитт русиш скандаль унд глюппый фонючка!
Тон высказывания он угадал абсолютно безошибочно: одной фразой оппонент был выведен из равновесия, и противостояние перешло в кулачную стадию.
– Ах ты, мудак! – неистовствовал Лазарук, норовя съездить Пенкину по морде.
Но тот ловко укрывался за перевернутой на спинку лавкой и, улучив момент, опрокинул ее на противника. Подоспевшие телохранители не успели нанести Яше телесных повреждений: вмешалась полиция. По домашней привычке мордовороты повздорили с представителями правоохранительных органов, чем только осложнили положение босса.
Пенкин во второй раз очутился в лихтенштейнском суде, но на сей раз в качестве истца. Лазарука оштрафовали на десять тысяч франков за грубое нарушение общественного порядка и предложили не задерживаясь покинуть пределы княжества.
Он удалился, пообещав Яше встречу в более справедливом российском суде.
В последний день своего трехмесячника «Чистые лавки» Яша по телевизору увидел в программе «Евроновостей» еще более похудевшую физиономию соратника по чеченскому плену Вилли все в тех же очках на веревочке и той же окончательно изорванной ветровке. Его наконец выкупили из плена и прямо на российской земле он дал первое интервью, в котором жутко гордился собой, благодарил своих освободителей, клялся, что, поправив здоровье, снова вернется в Чечню (дети-то болеют), и в конце предложил почтить минутой молчания память известного российского тележурналиста Якова Пенкина, зверски замученного в чеченских застенках.
Э п и л о г
Вытащив нас из-под обломков «жигуля», врачи заявили, что мы оба родились в рубашке. Правда, не уточнили, в одной или все-таки в разных. Я же со своей стороны хочу объявить благодарность отечественным автомобилестроителям, благодаря которым и я и Вера выжили.
От «мерседеса» остались рожки да ножки. Пассажиры пробили своими стрижеными головами толстое стекло и грохнулись на асфальт. Их сразу увезли в реанимацию. На счастье, трамвай следовал в парк, а вагоновожатый, еще издали заметив меня и моих преследователей и не имея возможности сделать что-либо, выскочил из кабины и отбежал в конец вагона. И тоже соответственно выжил.
Вскоре состоялся суд. Он вынес оправдательный приговор Вере – невиновна по всем статьям предъявленного обвинения. Зоя Удогова ударилась в бега: видимо, подалась на историческую родину. Матвея Варнавского вскоре сняли, правда, не в связи с этой историей, а во время изменения состава правительства. Теперь он возглавляет одну большую государственную фирму, и в прессе его часто называют «олигархом». Видимо, это у нас теперь новый синоним слова «жулик». Кстати, Турецкому так и не удалось доказать его участие в деле о чеченских авизо – слишком большие силы вмешались. Ну и, естественно, уже никто не может обвинить такого уважаемого человека в том, что он вместе со своей любовницей отправили невинного человека в тюрьму и продержали там полгода.
Пенкин в Москву так и не вернулся. Депутат Лазарук забыл про свой поломанный нос.
А вчера вечером в моей несчастной, сильно выгоревшей квартире зазвонил телефон.
– Юра, это я.
– Кто я?
– Вера. Приходи завтра ко мне на телевидение.
На следующий день я отправился на Шаболовку. В этот раз проблем с пропуском не возникло и я сразу поднялся на этаж, где находилась телекомпания СТВ.
– Как мне найти Веру Кисину? – спросил я у проходившей мимо женщины делового вида, в очках и с тремя папками в руках.
– В своем кабинете, – она недоуменно дернула плечами, – третий поворот налево, по ступенькам вниз, пятая дверь справа.
Точно последовав этим указаниям, я очутился перед дверью, на которой висела табличка «Вера А. Кисина». Кажется, я уже как-то стоял перед этой дверью!
Я зашел в приемную. Секретарша, которую я уже один раз видел здесь, глянула на меня неодобрительно.
– Я к Вере Кисиной.
Тут открылась дверь и появилась сама Вера. Честное слово, если бы я не знал наверняка, что это именно она, я бы никогда не узнал в этой шикарной женщине ту, запуганную и несчастную Веру в кабинете следственного корпуса Бутырской тюрьмы.
Ни слова не говоря, она подошла, взяла меня за руку и повела в кабинет.
– У меня совещание, – бросила она на ходу.
Наконец-то я вспомнил. Именно в этом кабинете сидел Петр Шовкошитный, когда я приходил сюда в первый раз.
– Ты, я вижу, растешь. Здесь раньше сидел Шовкошитный, – заметил я.
– У нас тут все переменилось, – сказала Вера и, взяв со стола какую-то папку, села напротив меня.
– Ты что теперь, директор компании? – не отставал я.
