За дверью послышались шаркающие шаги поднимающегося по лестнице человека.
— Почему идет один? — испугался Аслан и начал приподниматься, чтобы хотя бы сесть к приходу опасного человека.
Заскрипел ключ в замке, дверь открылась.
— Хавать баланду будешь? — спросил пожилой усатый сержант и поставил перед нарами на пол глубокую миску с бурым месивом. — Хлеба тебе не положено. И ложки тоже. Хлебай так. Собаке и жрать по-собачьи.
Аслан не ел уже несколько дней. Хорошо, что хоть воду в кране не отключили. Вид съедобного, даже просто мысль о еде как о чем-то возможном вызывала в нем болезненные спазмы. Но… Что-то уж очень подозрительно… Да и баланда… Не такая, как для других заключенных.
— Боишься? — понимающе улыбнулся сержант. — Правильно делаешь. — Он поднял миску и для убедительности отхлебнул через край. — Тут тебе не тещины угощенья — это факт. Но ничего… Продержишься пару дней. А там — бог даст день, бог даст пищу. Ты сам-то верующий?
Аслан, не сводя глаз с миски, протянул к сержанту дрожащие руки.
— Жри, раз уж положено. — Сержант, отдав миску, неторопливо развернулся и направился на выход. — Уделали тебя, факт. Но жить можно… Частями…
Он запер за собой дверь.
Аслан набросился на пойло. Сдерживая себя из последних сил, сделал несколько маленьких глоточков.
«Здесь, наверное, литра два, — размышлял он. — Еда полужидкая… Может быть, все сразу выпить? Это же…»
Он сделал еще два глотка — побольше.
Отчетливо чувствовалось, как еда проходит по пищеводу, как приятно расправляет слипшиеся стенки желудка… И сразу возникло ощущение сытости.
Аслан повеселевшим взглядом осмотрелся.
Еще продержимся, обрадовался он.
И смело допил все оставшееся в миске.
Отставил миску на край лежанки, поднял ноги и приступил к сложным передвижениям по укладыванию собственного тела.
— Раз болит, — значит, заживает, — уговаривал себя Аслан, с кряхтением располагаясь на нарах.
И тут с грохотом распахнулась дверь!
Аслан обернулся и увидел, как к нему в камеру зашли мучители. На этот раз их было только двое. Высокий и рябой.
— Лежи! — приказал высокий. Подошел и сел рядом. — Ты, Аслан, хороший парень. Это я тебе как специалист говорю. Много я всякого человеческого дерьма повидал на этом свете. Ты даже не представляешь, как себя люди могут проявить. В минуту жизни трудную. Такое вытворяют, чтоб только их не ударили, от одной угрозы способны на все! На все! Аслан, ты понимаешь меня?
Аслан утвердительно кивнул и стал разворачиваться, чтоб слезть с лежанки.
— Лежи, — снова приказал высокий. И сам развернул и положил Аслана на спину.
Аслан застонал от боли и зажмурился.
— Другой бы на твоем месте, — сказал рябой, — много дерьма выпустил. А ты, пацан, в натуре нормальный. Я бы тебя к себе взял. Ты бы со мной пошел?
— Нет, — прошептал Аслан, поворачиваясь, чтоб ослабить боль в позвоночнике. — Ни за что бы не пошел.
— Да? — удивился рябой. — Вот за такой честный и прямой ответ я тебя еще больше уважаю. Мог бы наврать на прощанье.
«Отступятся? — мелькнула в голове у Аслана радостная догадка. — Сорвалось у Марченко! Вот они и… Хотят все спустить на тормозах, будто по чужой воле, чтоб, мол, зла не держал, и все такое». А вслух сказал, стараясь скрыть волнение:
— Я же все понимаю. И на вас конкретно не обижаюсь. Тут не ваша воля.
— Наша неволя, — глубоко вздохнул высокий и переглянулся с рябым.
Тот молча прошелся по камере и встал у изголовья лежанки.
— Другой на твоем месте потащил бы за собой… По списку… А ты сам. Один. Они даже и не узнают, что ты их спас. — Рябой вынул из кармана кусок черного кабеля. — Гады! Ты же из-за них! Это к ним подбираются! И не зря! Копают под них… Через тебя. Ты сам понимаешь это? — истерически закричал он, подогревая себя к решительному действию.
— Тише, — шикнул на него высокий, поворачиваясь к Аслану. — Давай!
Он всем телом навалился на Аслана, придавливая его к лежанке, рябой, стоя у изголовья, набросил виток кабеля Аслану на шею, дернул концы в разные стороны, приподнял его… Снова дернул, затягивая потуже…
Аслан сразу потерял сознание, язык вывалился, глаза широко раскрылись.
Высокий отскочил от убитого.
— Сейчас потечет, — проговорил он с брезгливой миной на лице.
Рябой бросил Аслана, тот упал на лежанку, рябой смотал кабель:
— Кабелем нехорошо. Скользкий. Веревка была бы лучше. А этот кабель еще и тянется.
— Разотри шею, — приказал высокий, — чтоб след был поменьше.
— Может, тюкнуть для верности по чайнику?
— Да брось ты! Он и сам сдох бы к вечеру. Ты что, не видишь? — Высокий перевернул труп на живот. — Гляди, даже не обделался! Вот это люди!
— Хороший был человек, жаль. — Рябой открыл дверь камеры. — Ну пошли?
Выходя, высокий с такой силой шарахнул за собой дверью, что с потолка и стен осыпались крошки штукатурки. А из-под ног Аслана скатилась на пол пустая миска из-под баланды.
От этого грохота Аслан вздрогнул, передернулся в судорогах и замер…
Придя в сознание, он сразу сообразил, что нужно прикинуться мертвым. Чтобы не стали добивать… Шансов на это никаких, но все-таки… Он прислушался — тишина!
Адская боль сковала все тело. Гортань была смята и едва-едва пропускала воздух. Аслан осторожно сглотнул — сквозь чудовищный взрыв боли удалось протолкнуться…
— Все равно… все кончено, — прошептал он, не в силах больше сдерживаться, и попробовал повернуться на бок.
Тишина…
— Что нужно сделать напоследок? — сказал Аслан, поджимая колени. — Что-то самое важное… Проститься?
По винтовой лестнице высокий и рябой спустились до загородки, громко потрясли решетку:
— Эй, стража! Отворяй ворота.
Усатый пожилой сержант, стараясь не глядеть в лица палачей, открыл им загородку и пропустил в коридор.
— Сержант, — сказал ему через плечо высокий, — минут через двадцать загляни к клиенту. Что-то он себя сегодня плохо чувствует. Жаловался на головную боль.
— Сердечная недостаточность, — пошутил рябой. — Ему сердечности не хватает.
Едва они скрылись в конце коридора, сержант, не дожидаясь положенных двадцати минут, пошел в камеру.
Скорчившись, на лежанке лежало неподвижное тело Аслана.
«Хоть он легонький, а надо вдвоем нести». Сержант подошел к нарам, наклонился…
И тут услышал тихий шепот:
— О, алла, бис-смил-ля… О, рахмат…