Согласно вступившему в силу Закону об обязательном страховании автогражданской ответственности, каждый автовладелец был обязан до конца года застраховать свой риск попадания в аварию. Страховые компании должны были сформировать денежный фонд, из которого будет возмещаться ущерб пострадавшим в дорожно-транспортных происшествиях. Сторонники нового закона утверждали, что отныне уровень страховой культуры и социальной защищенности автомобилистов значительно повысится. Ха! По оценкам специалистов, с которыми консультировался Гордеев, не меньше шестидесяти процентов страховых мошенничеств теперь приходится на автострахование, и за этим не всегда следует наказание виновных. Этот вид преступлений характеризуется высокой латентностью по очень простой причине: выявить его сложно. Если это все же удается, то страховые компании предпочитают умалчивать об этом, и немудрено — они дорожат репутацией.
И вот Розанов поручил Юрию Петровичу два дела, связанные со страхованием машин, попавших в ДТП, намекнув, что там может быть нечисто. Так и оказалось!
Как удалось выяснить Гордееву, аферисты уже при заключении договора использовали чужие, взятые на время или поддельные документы и завысили стоимость машины для получения более высоких выплат.
По здравом размышлении Гордеев пришел к выводу, что в связи с принятием нового закона число афер увеличится.
— Насколько же больше станет страховых мошенников? — вздохнул Розанов.
— Время покажет, — беззаботно отмахнулся Гордеев. — Но главное, мне кажется, с обманом приходится сталкиваться при наступлении страхового случая. Самая незамысловатая схема, например, — угон застрахованной машины по предварительной договоренности с ее хозяином. Естественно, кроме страховки владелец авто получит часть денег от продажи краденого…
— Ладно, все это ерунда, — отмахнулся Розанов. — Зато теперь, Юрочка, перед нами открывается роскошная перспектива — будем завоевывать ближнее Подмосковье. Вот скажи, как тебе кажется, ты со временем умнеешь или глупеешь?
— Что? — удивился вопросу Гордеев. Как-то это было не в стиле Генриха Афанасьевича, да и звучало, пожалуй, не совсем корректно.
— Ну что происходит с тобой с возрастом?
— Почем мне знать?
— Ты же умный человек, ты постоянно используешь свои мозги, это твое основное орудие труда, верно?
— Пожалуй.
— Так как же тогда?
— В вашем вопросе есть какой-то подтекст, Генрих Афанасьевич? — Он тут же пожалел о своем вопросе. Во всем, что делал и говорил Розанов, был подтекст. Это, в общем-то, было сутью его натуры. Он, старый адвокат, воспитанный и заматеревший в исключительно советской системе координат, не мог объясняться с коллегами иначе, как эзоповым языком. Он никогда ничего не говорил впрямую. Он никогда откровенно не выказывал своих намерений. Но тем интересней с ним было иметь дело, и Гордеев никогда не жалел, что связал свою профессиональную судьбу с его фирмой, хотя предложений перейти в другое место было с избытком.
— Ну так как же? — снова поинтересовался старый адвокат.
— Я думаю, следует заметить, что хотя наши умственные способности — врожденные, так же, как и главные свойства характера, но интеллект наш отнюдь не столь неизменен, как характер, а способен развиваться.
— Почему?
— Это обусловлено частично тем, что основа интеллекта — все же физическая, частично тем, что материал его — эмпирический, чувственный, иначе говоря.
Розанов довольно хмыкнул:
— Продолжай.
Юрий Петрович поскреб затылок.
— Ну… Интеллектуальные силы равномерно растут, доходят до апогея, после чего начинают постепенно же падать, вплоть до… до… идиотизма.
— До маразма, ты хочешь сказать? — хохотнул Розанов.
— Я так не говорил… С другой стороны, материал, которым оперирует ум, то есть знания, опыт, объем информации, есть постоянно растущая величина, растущая, впрочем, только до наступления расслабления ума, когда все это исчезает. Возможно, это смешение в человеке неизменного элемента — характера — с элементом, изменяющимся равномерно в противоположных направлениях, и объясняет различие его черт и достоинств в разные периоды его жизни. Скажем, если взять за среднюю продолжительность жизни человека лет семьдесят, то, с учетом предыдущей моей мысли, этот срок уместно было бы поделить на две части: ну, скажем, четыре к трем. И еще непонятно, какая из них больше влияет на другую…
— Ага! — Розанов удовлетворенно потер руки. — То есть в более широком смысле можно сказать, что первые сорок лет нашей жизни составляют некий текст, а дальнейшие тридцать лет — комментарий к этому тексту, позволяющий нам понять его истинный смысл и связность и сделать выводы.
— Ну, — пожал плечами Гордеев, — если вам так угодно…
— Мне угодно послать тебя в командировку.
Гордеев пожал плечами.
— В другой город, — добавил Розанов, улыбаясь.
— Вот как, — пробормотал Юрий Петрович.
— Точнее будет сказать, Юрочка, — Розанов улыбнулся все шире, — я хочу перевести тебя туда на работу.
— Что?!
— То самое, что ты услышал.
Оказалось, что страховое агентство, которое пострадало, но благодаря усилиям Гордеева вывело мошенников на чистую воду, возглавляют два брата-близнеца — племянники главы администрации славного города Химки, а с ним Розанов неплохо знаком.
И пришлось Гордееву ехать в Химки.
3
…Только ГИБДД мне сейчас не хватало, с тоской подумал Юрий Петрович, вспоминая, что проехал пост буквально несколько минут назад.
А из «мерседеса», в который он врезался, вывалился детина весом килограммов в сто двадцать. С пассажирского места на Гордеева с любопытством поглядывала хрупкая блондинка. Разглядеть, насколько она хороша, Гордеев не успел.
— Ну че, братан, — рванул рубаху на груди водитель, обнажая какую-то татуировку, — башлять будем или в носу ковырять?!
Гордеев любил квалифицировать людей, сидящих за рулем. И сейчас он решил, что определенно имеет дело с психом. Городские сумасшедшие водители от аналогичных пешеходов отличаются только тем, что рулят. Вид имеют нервный и воинственный, любят прижаться вплотную к идущей впереди машине и страшно матерятся, если она еле плетется. Каждый, кто их обогнал, как минимум продал родину, а на вырученные деньги купил права.
Гордеев, не говоря ни слова, обошел «мерседес» и посмотрел повреждение. Вмятина была основательная — на обеих дверцах.
Ну и влип, подумал Юрий Петрович. Вот ведь ирония судьбы, а? Только на днях сам распутывал дела, связанные со странными ДТП, и нате вам. И ведь некого винить — сам же, как какой-нибудь «чайник», во всем виноват.
Водителю «мерса» на вид было лет двадцать пять — двадцать восемь. Определить его социальный статус для опытного адвоката труда не составило. Прибандиченный, как сейчас говорят, юноша. И что же, интересно, дальше?
