Гордеев кивнул, хотя, положа руку на сердце, мало что понял. Он кивнул на потолок:
— Интересно, а жильцы в курсе, кто под ними творит?
— Соседи здесь, конечно, нервные, — печально усмехнулся Артемьев, пуская клубы дыма, — курил он без передышки. — Чуть что — ко мне, говорят, что я виноват в том, что свет в доме отключили или горячую воду. Однажды на моей двери жирными буквами написали «Мазила». Тоже мне, обидели, называется! Но я ведь их вообще не беспокою, появляюсь здесь довольно-таки редко. Разве что барабаны…
— Вы хотите, чтобы я решал ваши коммунальные проблемы? — поинтересовался Гордеев.
— Что вы! — замахал руками художник. — Это так, к слову. Да и, наверное, уеду я отсюда все-таки. Для художника нужна мастерская как минимум двухуровневая и метров в шестьсот. Там должно быть место для складирования, съемки и, наконец, для того, чтобы нормально посмотреть на свою работу. Ведь искусство требует взгляда из пространства, правильно?
Гордеев пожал плечами:
— Вам видней. Хотя… ваш приятель Бомба купил вот себе домик в Финляндии.
Артемьев вздохнул:
— Ему — что? Музыку ведь не украдешь и не испортишь, верно? Но вообще это правильно, вот разберусь со всеми делами и куплю участок в Подмосковье, где-нибудь за Химками, чтобы от стариков своих недалеко. Построю там себе огромный ангар и буду жить и работать.
— Я слышал, Химки — славный городок, — заметил Гордеев. — Несмотря на название.
— Вот-вот! — обрадовался художник.
— Может быть, пока вы туда все-таки не уехали, расскажете, что стряслось? А то я, видите ли, специально из-за вас в Москву приехал.
— Конечно-конечно! Хотите выпить чего-нибудь?
— Минеральной воды, если можно, без газа. У вас здесь душновато.
Художник сходил к холодильнику и сообщил:
— Есть «перье», но, как вы понимаете, с газом. Будете?
— Годится. Лед только положите…
Наконец они уселись друг напротив друга.
— Дело было так, — сказал Артемьев, вытирая пот со лба. — Народ сновал по Тверской туда-сюда. Я встретил приятеля и остановился потолковать с ним — мы присели в кофейне, которая появилась на месте Филипповской булочной…
— Кого вы встретили?
— Так Пашку же, Долохова, — удивился Артемьев с таким видом, будто все на свете должны быть в курсе того, что и когда с ним происходило.
Гордеев кивнул: понятно, мол, продолжайте.
— …Я старался не глядеть на женщин. Мы немного поговорили о моей выставке и его концерте. Он сказал, что я гениальный художник, а я сказал, что он гениальный музыкант. Ну, так положено. Мы выпили кофе и попрощались. Я вышел из кофейни и пошел дальше по Тверской. Немного поизучал товар в книжном магазине «Москва». Помню, мое внимание привлекло рекламное объявление: «Умные рыбачат здесь».
— По поводу чего? — спросил Гордеев.
— Понятия не имею.
— Тогда и я не понимаю, объясните.
— Я же пытаюсь! Я вышел из магазина и пошел по Тверской. Я все шел и повторял, как дурак: умные рыбачат здесь, умные рыбачат здесь… Прицепилось. Перешел на другую сторону и направился к какому-то бутику. И остановился как вкопанный перед витриной — там стоял манекен, копия Альбины.
— Кто такая Альбина?
— Моя жена.
— Вы хотите сказать, что манекен похож на вашу жену?
— Нет, это была точная копия ее лица. Она известная манекенщица.
— Продолжайте.
— Я помню, когда для будущего манекена делали форму, Альбина полтора часа пролежала в ванне лицом вниз в вязком латексе и дышала через трубочку. Несколько дней спустя она отправилась в свою последнюю поездку в Париж. С тех пор я ее не видел. И вот я стоял перед витриной и пытался вспомнить, действительно ли она выглядела так? Умные рыбачат здесь, понимаете?!
Артемьев вытащил очередную сигарету, но Гордеев остановил его:
— Послушайте, так не пойдет. Я ничего не понимаю. Или вы мне расскажете все связно и в хронологическом порядке, или я не смогу вам помочь и сразу умываю руки. Я не могу все время расшифровывать ваш поток сознания.
10
Артемьев встретил Альбину в Архангельской области, куда приехал работать вскоре после окончания Строгановского училища. Он уже был тогда довольно известным художником. Ему приходилось жить и в средней полосе, и на юге, он побывал уже и на Дальнем Востоке, но вот на Севере Артемьев еще не был никогда. Он чувствовал, что где-то там таятся сюжеты его будущих картин, и отказался от всех выгодных предложений, которых в Москве имел немало. Как человек истинно творческий, он хотел все попробовать.
В Архангельске они и познакомились. Альбина выросла в этой северной глубинке, духом которой так хотел проникнуться молодой художник. Артемьев встретил ее в баре и не мог поверить своему везению. Он и не собирался с ней знакомиться, но она сама подошла и завела разговор. Пока они беседовали, Артемьев невольно поймал себя на мысли: девочка выглядит как манекенщица и, кажется, даже не подозревает об этом. Она вела себя очень просто, говорила то, что думала, в этом не было ни пошлости, ни банальности, и еще она двигалась с необыкновенной грацией.
Артемьев подумал: такую непосредственную девочку могла взлелеять только провинция. Он представил Альбину на фоне солнечного заката, по колено в янтарных россыпях зерна: он любил писать сельские пейзажи. Своей тонкой, нескладной фигурой она напоминала новорожденного жеребенка. Волосы ее были пшеничного цвета, а может, это ему только казалось. За два месяца, что Артемьев прожил в Архангельске, ему было не до пшеницы, он уже и не помнил, как она выглядит. Артемьев проводил большую часть времени на этюдах и добросовестно делал наброски. Вечерами сидеть в квартире, которую он снял, было слишком скучно, и тогда художник шел в ближайший бар.
Альбина, кажется, поначалу считала, что он — из «золотой молодежи», да и вообще, похоже, в Архангельске бытовало некое всеобщее заблуждение: если кто-то говорил, что приехал из столицы, его считали человеком необыкновенно значительным. Альбина расспрашивала про Кремль, про Садовое кольцо, но главным образом ее интересовали знаменитые ночные клубы. Между тем было совершенно очевидно, что из глянцевых журналов она знала об этих заведениях больше, чем он. Она представляла себе московскую жизнь в виде какого-то привилегированного закрытого заведения.
Альбина познакомила Артемьева со своей подругой, представив его как «модного художника и завсегдатая светских вечеринок», что, между прочим, было явной неправдой.
Не прошло и недели, как она перебралась к нему. Она работала в книжном магазине и думала, что поступит в университет. Но в Архангельске ей учиться не хотелось. Образованность Артемьева ошеломляла и восхищала ее. А для него стремление Альбины к учебе было трогательным. Она даже просила его составить ей список книг для чтения.
