Но ведь раз они так стараются, значит, им очень нужен убийца, и они не отступятся, пока не зароют Султана окончательно.
А это уже было не по справедливости. Непорядочные оказались менты. Известно же: поймай, докажи, а не можешь — не мотай душу! Гнилые, выходит, эти московские менты, как их — Кравец и Ветров? Ладно, и до них очередь дойдет…
Пока же камера решила, что выполнять указания подлых ментов здесь не будут. Однако, чтобы не навлечь на голову Султана худших напастей, посоветовали ему изобразить, будто он теперь самый что ни на есть доподлинный «петух» — опущенный хором и всеми презираемый. Все равно долго эта хреновина тянуться не будет. А вот на волю надо отправить «маляву», в которой разъяснить воровскому сообществу, что в городе появились плохие менты, и это надо принять во внимание, когда господа честные воры примут по ним свое верное решение. И это будет справедливо.
И еще один мудрый совет получил в этот день Султан Бецоев. Посовещавшись, «законники» посоветовали ему подписать признательные показания. Все равно в суде они никакого веса иметь не будут. И что бы тебе сейчас ни вешали на шею менты, ты всегда можешь отказаться от своих показаний, мотивируя отказ тем, что они были выбиты у тебя под пытками. Москвичи приехали, отчитались и уедут. А сейчас, чтобы прекратить дальнейшие мучения и издевательства, самое время «сознаться», пойти на сотрудничество со следствием. Оказалось, что то, против чего бунтовала душа Султана, ради чего он терпел ужасные издевательства над собой, — все это ровным счетом не стоит и клочка мятой газеты в параше. Скажи «да», и от тебя отстанут. Тем более что после «пресс-хаты» только законченный идиот будет продолжать сопротивляться.
В первый раз за последние дни Султан спал спокойно. И даже побои не сильно мучили. Разве что когда приходилось поворачиваться на другой бок…
— Ну если и это не подействует, — с юмором заметил Ветров, раскладывая на столе в комнате для допросов бумаги, — тогда тебе, Колька, придется самому его натягивать. Ты, я гляжу, вчера уже троих к себе повел? И как, справился?
Николай снисходительно усмехнулся:
— Я с этим сучарой вчера ну просто выдохся. Вымотал он меня, падла. Думал, приду, свалюсь и даже для стакана сил не хватит. А внизу вижу — Нинка. А с ней еще две новенькие шмары. «Идем, говорят, мы тебе сейчас настоящий тайский массаж покажем. Усталость как рукой снимет». Ну, взял их. Думал — треп обычный. Если сил хватит, оттяну их по очереди. А они и в самом деле умелицы, я такого не видал, честное слово, очень тебе рекомендую. А в нашем деле — ну самое оно! Так оттягивает! И спишь себе потом, как теленок. И телки кругом — хошь так, хошь этак! — Он довольно засмеялся. — А вот как подумаю, что опять весь день талдычить придется, блин, просто пасть бы порвал!
— Ладно, не горячись раньше времени. Его нынче уже отхарили. Я уверен, что его гордая кавказская натура повторения не захочет. Тут ведь не то главное, что его как бабу поимели, а то, что слава «петуха» впереди него по всем этапам побежит. И всякий, кому не лень, будет в дальнейшем без рассуждений ставить его раком. Вот в чем его ужас! А мы ему это объясним поподробнее, если он еще не знает. «Маляву», как они говорят, впереди него пустим. А можем и не пустить, замять печальную для него историю. Как он сам пожелает!
— Пожелает он то, что я ему втолкую, — поглаживая свой кулак, многозначительно заметил Кравец. — Ладно, звони, пусть ведут…
Они увидели Бецоева именно таким, каким и предполагали увидеть — несчастного, смятого морально, еле передвигающего ноги, с черными подглазьями и безвольно висящими сзади скованными руками.
Он прошаркал к ненавистному табурету, с заметным ужасом опустился на него. И тут конвоир впервые за время допросов, по указанию Ветрова, сидящего за столом, снял наручники и вышел за дверь. Кравец расхаживал вдоль стены, разминая пальцы. Время от времени похлопывал кулаком в ладонь, словно примеряясь.
— У вас вид нехороший, — заботливо сказал Ветров. — Как вы себя чувствуете, Султан Абдурахманович? Может, врача позвать?
Султан не поднимал головы.
— Он плохо слышит, — сказал Кравец, продолжая ударять кулаком по ладони. — Со слухом проблемы.
— Не надо, — поморщился недовольно Ветров, — все он прекрасно слышит. И понимает. Пришло время, — вздохнул он, — надо принимать окончательное решение, Бецоев. Либо вы идете нам навстречу, либо происшествие в камере, где вы были участником, — так? — становится достоянием всей этой тюрьмы. И может много ухудшить ваше положение в будущем.
Все развивалось именно так, как рассуждали в камере. Теперь, понимал Султан, надо сдаться. Испугаться и сдаться. Но как? Вчера Мурад подсказал: ничто, говорит, так не действует успокаивающе на следака, как искренние слезы заключенного. Ничему не верит, а им верит. Но, как назло, не умел плакать Султан, ибо знал, что не мужское это дело. Стыдно! Тогда он поднес дрожащие ладони к лицу, обильно смочил подушечки слюной и размазал по глазам. Они стали красными и мокрыми, вполне достаточно.
— Нэ нада… — с сильным акцентом, всхлипывающим голосом, с трудом произнес Султан. Хоть и очень противно ему это было.
— Ах, ему «нэ нада»! — тут же передразнил Кравец, подходя ближе. — А что ему «нада»? Может, он осознал свою неправоту? Может, он понял, что запираться бесполезно? Так вот же протокол дознания! Пусть читает и подписывает. Вот тогда и будет это — «нэ нада»! Я прав, товарищ капитан?
— К сожалению, правы… — с печалью в голосе ответил Ветров. — Вы готовы, Султан Абдурахманович? И не надо рыдать, вы ж все равно остались мужчиной, верно? — Он двусмысленно ухмыльнулся. — А с кем не бывает? Мало ли! И вовсе нет нужды объяснять всякому постороннему, что тебя заставили ночевать возле параши. Я так рассуждаю?
Султан кивнул, стараясь не глядеть в глаза мучителей.
— Ну и прекрасно, значит, мы с вами наконец смогли договориться. Вы в принципе давно усвоили, о чем идет речь, не возражаете?… — Ветров победоносно взглянул на Кравца — мол, а я что тебе говорил? — и продолжил: — Не считаете больше нужным возражать против предоставленных вам следствием улик и глубоко раскаиваетесь в содеянном. Верно?
Султан снова кивнул.
— Ну а раз верно, вот вам текст вашего признания, можете его переписать на чистый бланк и потом поставить свою подпись и число. А после этого мы отправим вас отдыхать, и никто больше не будет вас беспокоить без острой необходимости.
Ветрову почему-то очень захотелось вдруг взглянуть в глаза сломленного Султана. Но тот прятал их, тер ладонями, шмыгал носом и вообще вел себя как слезливая баба. Что ж, каждый ломается по-своему… Ветров почувствовал наконец облегчение. Дело фактически сделано. Теперь вырванный из Бецоева документ вместе с уликами пойдет в следственный отдел, где уже местные профи займутся своей частью проблемы. Будут они арестовывать Минаева, на которого получен компромат, или ограничатся подпиской о невыезде — это их заботы. Можно будет позвонить Егору Алексеевичу и доложить, что заказ выполнен. Пусть везет окончательный расчет и обеспечивает билетами на обратный рейс. Финита ля комедиа, как выражается начитанный Колька…
