6
Когда Великанов вышел из административного здания и пошел в свой лазарет, по пути ему встретился чуть пошатывающийся молодой зэк с фиксой. Опытным взглядом Великанов определил, что пошатывание притворное. Никогда прежде он его не видел. И как Великанов ни менял траекторию движения, но зэк все врезался в него, едва не столкнув на землю. Великанов отступил, мельком подумав, что, если бы у этого типа в кармане была заточка, через несколько минут он бы умер от удара в печень, например.
— К куму ходил, — хмыкнул зэк, отступая и с интересом рассматривая Великанова.
Хотя в административном здании была еще куча всяких других людей, Великанов не стал спорить. Если это подстава, значит, так тому и быть. К тому же какой тут секрет, если его Крикунов к кому-то звал? Он-то небось и растрезвонил на всю зону.
— Ну и что? — сказал Великанов.
— Ты меня, парень, не бойся, — ухмыльнулся зэк.
— А я и не боюсь, — пожал плечами Великанов.
— А это ты зря! — повысил голос зэк, сверкнул фиксой и пошел своей дорогой, больше не раскачиваясь.
Невдалеке Великанов заметил Гнома, с интересом наблюдающего за этой сценой. Что-то давно старик меня не навещал, подумал Великанов. Может, я сам выдумал всю эту чушь про тюремного киллера? Дежа вю?
7
Утром следующего дня Виталий Витальевич, давешний таксист, определивший Гордеева на постой к своей теще, заехал проведать клиента и узнать, когда потребуются его услуги.
Гордеев как раз завтракал обещанным бифштексом. Это было немного тяжеловато, но в самом деле, как и было обещано, очень вкусно. Виталий Витальевич не утерпел и тоже присоединился к трапезе. Теща, крепкая, худая старуха, сказала:
— Витал, я так и знала и сделала с запасом…
— Жаль, что у вас нет мобильного телефона, — заметил Гордеев. — Не пришлось бы вам вхолостую ездить.
— А что, мы разве сегодня не едем в колонию? — удивился Виталий Витальевич.
— Едем. Я вообще в принципе говорю. Это же очень удобно. Да и не так уж дорого. Позвонили по дороге, уточнили во сколько, куда — и все дела.
Виталий Витальевич поскреб лысину и покивал. Потом признался:
— Если честно, то, как говорит мой сын, жаба душит. Боюсь, в расход вгонит.
— Не вгонит, — заверил Гордеев. — Вы же все-таки средний класс. Как же жить без телефона?
— А вот так и жить — несуетно. И какой я средний класс, в самом деле? Я вот читал на днях, в Китае средний класс определяют по способности приобрести транспортное средство. Там — да, я был бы средний класс. А у нас…
— И сколько в Китае таких — с транспортным средством? — заинтересовался Гордеев.
— Десять миллионов.
— Ого, — одобрительно бросил адвокат.
— Да ведь это меньше одного процента всей страны… — Виталий Витальевич вдруг побледнел.
— Все в порядке?
— Да… кажется…
— Не знаю, как в Архангельской области, но в Москве и большей части Подмосковья сейчас операторы построили полноценные сети. Без мобильной связи люди уже просто себя не мыслят.
— Представляю… Миллионы людей пытаются говорить одновременно. Это же кошмар, наверно, не дозвонишься никуда.
Гордеев вспомнил свои недавние проблемы с компанией сотовой связи, но тут же и постарался забыть — все хорошо, что хорошо кончается.
Тут Виталий Витальевич вдруг со стоном схватился за живот.
— Витал, таблетку тебе надо съесть, — рассудительно сказала теща и вышла, очевидно за упомянутой таблеткой.
— Где болит? — спросил адвокат.
Водитель неопределенно показал чуть правее середины живота. «Неужели еще один аппендицит, — подумал Гордеев. — Может, эпидемия?»
— Может, ляжете?
— Кажется, мне лучше, — прислушавшись к собственным ощущениям, сказал Виталий Витальевич.
Тут в самом деле появилась теща с таблеткой на блюдечке и со стаканом воды. Виталий Витальевич махнул на нее рукой, но бороться был не в силах, проглотил и запил.
Гордеев решил, что лучше всего продолжать говорить — глядишь, водитель отвлечется и сам не заметит, как ему полегчает.
— Вы, Виталий Витальевич, ошибаетесь насчет того, что не прозвониться, — сказал он. — Будничные нагрузки если и создают время от времени для абонентов проблемы, то весьма незначительные. Тарифные войны также подходят к концу — резкого падения тарифов, из-за которого абоненты вдруг начали бы интенсивнее подключаться или говорить дольше, чем обычно, сейчас не происходит. Я думаю, пиковые нагрузки в сети сейчас бывают только на Новый год или в случае чрезвычайных ситуаций…
Через несколько минут водителю стало еще хуже. Теща немедленно принесла другую таблетку.
— Это что? — беспомощно спросил Виталий Витальевич.
— Пей, Витал, пей.
— Может, «скорую»? — предложил Гордеев.
— Не надо «скорую»! — в голос сказали родственники. И теща пояснила:
— У нас тут ужасная «скорая»…
Все закончилось тем, что Виталий Витальевич совсем занемог и отдал Гордееву ключи от машины, и тот сам поехал в колонию.
Вспоминая мучения бедного Виталия Витальевича, Гордеев подумал, что стоит зайти с другой стороны — поболтать с Великановым не о его жизни, а о жизни вообще, найти хоть какой-то общий язык, ведь, несмотря на то что они перешли на «ты», этого не происходило. Хотя бы о медицине. Есть такие области бытия, где все считают себя специалистами, — политика, воспитание детей, тот же футбол. Ну и медицина. Все знают, чем, как и от чего лечить — якобы. Гордеев себя специалистом в медицине не считал, даром что болел редко.
Так он Великанову и сказал и еще пожаловался, что вот недавно живот скрутило, и ни одна таблетка не помогала. Это было неправдой, но корчащийся Виталий Витальевич стоял у него перед глазами, и Гордеев почти чувствовал, как ему было плохо.
Великанов не то чтобы оживился, но заговорил каким-то другим тоном, гораздо менее безучастным, чем когда рассказывал о себе.
— Есть такая пословица латинская: medica mente non medicamentis, что значит: лечи умом, а не лекарствами, — сказал Сергей.
— Ну, — протянул Гордеев, — она, наверно, старая, пословица ваша. Когда ее придумали, небось лекарств еще толковых не было.
— Лекарства всегда были.
— Как это?
— А вот так. В чем суть медикаментозного лечения? В максимальной обезличенности медикамента — с точки зрения формы, цвета и вкуса. Это своего рода фармацевтический фаст-фуд. Закинулся колесом — и порядок, так?
— Надавил на поршень — и здоров, — подтвердил Гордеев. — Но вот у меня что-то не вышло.
